Сев на каменный край пруда, Мэриан ощущала благоухающую тьму вокруг себя, огромную массу дома поблизости, слабо очерченную на фоне неба, окрашенного скрывшейся луной в синевато-черный цвет. В одном из окон горел свет, но она не могла понять в каком. Камень, нагретый дневным солнцем, все еще сохранял тепло. Фонарь заколебался, свет скользнул но воде и погас.
Мэриан спросила:
— Мистер Ноулан, вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов?
Он уже стоял, как будто собираясь уйти. Она только смутно различала его голову и плечи, возвышавшиеся над ней.
— Что за вопросы?
— Что происходит с этим местом?
Он помедлил, прежде чем ответить, на минуту снова зажег фонарь и быстро посветил вокруг. Темно-зеленые кусты ракитника, легкая дымка колокольчиков, белые маргаритки, развесистый горошек внезапно высветились и исчезли.
Он сказал:
— Ничего особенного. Просто вы не привыкли к такому уединенному месту.
— Не пытайтесь отделаться от меня, — сказала Мэриан. Едва сойдя с посыпанной гравием дорожки, она уже знала, что момент откровения настал.
— Присядьте, мистер Ноулан. Вы должны рассказать мне, во всяком случае, хоть что-то сказать. Что произошло семь лет назад?
Он опустился на одно колено рядом с ней, слившись с темнотой сада.
— Ничего не случилось, ничего особенного. А что?
— Расскажите, — настаивала Мэриан. — Я уже довольно много знаю. О том, что мистер Крен-Смит упал с утеса, и так далее. Вы должны рассказать мне больше. В этом месте есть нечто очень странное, и это не только уединенность. Я уверена. Пожалуйста, расскажите мне. Вы должны понять, как мне трудно здесь и даже в некотором отношении ужасно. Расскажите, а не то мне придется просить кого-нибудь еще. — Слова, произнесенные ею, не были продуманы заранее, но когда она произнесла их, то почувствовала, что Ноулан сдался. Он сел. Их колени почти соприкасались на теплой поверхности шершавого камня.
— Я не могу ничего сказать вам.
— Значит, есть что сказать? Но мне необходимо знать, если я останусь здесь, чтобы совершенно не сойти с ума.
— Как все мы, — тихо сказал он.
— Пожалуйста, расскажите. Иначе я спрошу миссис Крен-Смит.
— О, не делайте этого.
Он встревожился. Она снова взяла верную ноту.
— Давайте, Дэнис, — его имя прозвучало совершенно естественно.
— Послушайте… Хорошо… Подождите минуту; — он снова осветил все вокруг фонарем медленно и осторожно. Свет в доме погас. — Я кое-что расскажу вам. Действительно, вы должны знать это, если намерены остаться здесь. И лучше я расскажу вам сам, чем если вы узнаете об этом от другого.
Он помедлил. Раздался легкий плавный звук, издаваемый рыбой, всплывшей на поверхность.
— Вы спрашиваете, что происходит с этим местом. Я скажу вам. Дело в том, что это тюрьма.
— Тюрьма? — переспросила Мэриан изумленно, испытывая возбуждение от близости разгадки. Ее сердце болезненно билось. — Тюрьма? А кто же узник?
— Миссис Крен-Смит.
Она почувствовала, что наполовину знала это. Хотя как она могла знать? Даже сейчас она не совсем понимала. — А кто тюремщики?
— Мистер Скоттоу, мисс Эверкрич, Джеймси. Вы. Я.
— Нет, нет! — возразила она. — Только не я! Но я не понимаю, о чем вы говорите. Вы хотите сказать, что миссис Крен-Смит здесь в заключении?
— Да.
— Но это безумие. А что же мистер Крен-Смит, почему он не…
— Не спасет ее? Она заточена по его желанию.
— Я ничего не понимаю, — сказала Мэриан. Как и ранее у ворот, ее вновь охватила паника, которую она пророчески почувствовала уже в первый день. — Может, миссис Крен-Смит больна… Я хочу сказать — не в своем уме, или опасна, или еще что-то в этом роде?
— Нет.
— Хорошо, почему же тогда ее заточили здесь? Человека нельзя просто так взять и заточить. Мы живем не в средние века.
— Да, не в средние. Но это не имеет значения. Муж заточил ее, потому что она обманула его и пыталась убить.
— О Боже, — ей уже было не до любопытства. Она просто испытывала страх перед историей, которую ей предстояло услышать, как будто она могла помутить ее рассудок. Мгновение она была готова остановить его. Но он продолжал, понизив голос.
— Лучше я расскажу вам все по порядку. Теперь, когда уж столько поведал вам, осталось немного. И Бог простит меня, если я поступаю неправильно. Дело было так. Ханна Крен-Смит богатая женщина и была одной из самых богатых невест в этих краях. Например, этот дом и земли на много миль вокруг принадлежат ей. И она вышла замуж очень молодой за своего кузена Питера Крен-Смита. Он был, да простит меня Бог, если я несправедлив к нему, довольно грубый молодой человек, хотя и обаятельный, любитель выпить и поухаживать за женщинами, а с женой обращался жестоко. Они часто бывали в этом доме, так как он любил порыбачить и поохотиться. Этот брак нельзя назвать удачным. Она страдала, и так продолжалось, пока не появился Филип Леджур.
— Филип Леджур?
— Да. Они называют его Пип Леджур. Сын старого профессора мистера Леджура. Молодой мистер Леджур купил Райдерс, когда тот был совершенно в развалинах, купил за бесценок, чтобы использовать как охотничий домик, и арендовал право на охоту и рыбную ловлю. Так он познакомился с мистером Крен- Смитом и с миссис Крен-Смит тоже. Мужчины часто вместе охотились. Это было лет девять назад. Затем мистер Крен-Смит уехал в Америку по делу. Я думаю, что по делу, хотя ничего не знаю о его деятельности, кроме того, что он богатый молодой человек. А когда он уехал, миссис Крен-Смит и мистер Леджур полюбили друг друга и стали близки.
Он помедлил и снова зажег фонарик. Сад был абсолютно безмолвным.
— Так продолжалось некоторое время, и мистер Крен-Смит ничего об этом не знал. Как долго? Я не знаю и не представляю, что бы сделала миссис Крен-Смит в дальнейшем. Но однажды мистер Крен-Смит неожиданно вернулся назад, вернулся сюда, в Гэйз, и застал свою жену в постели с молодым мистером Леджуром, — он остановился. — Это произошло семь лет назад.
Некоторое время он молчал, как будто всецело поглощенный сказанным, затем продолжил:
— Я уже говорил вам, что мистер Крен-Смит был жестоким человеком. Не был, а есть, так как он жив. Бог простит мне, если я несправедлив к нему. Он поступил очень жестоко тогда.
— С мистером Леджуром?
— Со своей женой.
На мгновение он опять замолчал, охваченный душевным волнением, затем снова заговорил:
— Он стал тогда держать ее дома, держать взаперти.
— Что же сделал мистер Леджур?
— Он ушел. Что он мог сделать? Он бы забрал ее, он бы освободил ее. Она знала это. Были письма, были люди, доставлявшие эти письма, хотя они рисковали, что им здорово достанется от мужа. Но она не ушла.
— Но почему? Если мистер Крен-Смит был таким…
— Она была обвенчана с ним в церкви.
— Да, но все же, когда…
— Как мы можем знать, что у нее на душе? Может, она боялась его, а она, должно быть, действительно ужасно боялась его. Было нелегко покинуть дом. Ее охраняли, за ней наблюдали. Кроме того,
