доисторических ползучих тварей. Бурые, неизменно влажные морские водоросли, окаймлявшие нижний уровень прилива, постоянно прочесывались с резким перемалывающим рокотом неумолимыми и мрачными седыми волнами. В любое время года туманные дожди изливались на мощные, высившиеся за чередой прибрежных холмов лесные деревья: сосны и пихты, могучие тисы и древние дубы с извилисто переплетенными кронами.
Беллами терзали воспоминания о разговоре с Кеннетом Ратбоуном. Лучше бы его вовсе не было, лучше бы он вовсе не зашел в то утро в «Замок», поглощенный желанием поговорить с кем-нибудь о Питере. Достаточно было помедлить каких-то пару дней, и тогда Кеннет спокойно укатил бы в свою Австралию, а он не стал бы терзаться, представляя, как Кеннет сидит у постели Питера, держа его за руку. Почему же ему самому не хватило сообразительности, чуткости и всепоглощающей любви, ведь он тоже мог бы пробраться в клинику через окно, найти Питера, поддержать его, приложиться к его руке, а потом услышать все те драгоценные сведения, о которых ему теперь не суждено узнать никогда! Всего через два дня Беллами опять прибежал в «Замок», но Кеннет уже уехал, вернулся в страну правильных небес, не оставив адреса и увезя с собой такие драгоценные секреты.
«Мне следовало догадаться, — думал Беллами, готовясь ко сну, — Уж я-то знал бы, о чем его расспросить, мне он рассказал бы гораздо больше и убедился бы, что я способен воспринять его заветы, сохранить их и использовать для просвещения. Возможно, он думал бы обо мне как о своем преемнике в этом мире. В конце концов, он же подтвердил, что я стал его секретарем. Вероятно, о боже, он ждал меня! О, если бы только свершились все его задумки, все то, что он обещал мне, тогда я мог бы жить с ним и помогать ему, и теперь я не в силах выкинуть из головы представления об этом замечательном будущем! Ведь он сам говорил мне: „Свет рассеет все жуткие призраки“. Он смог бы приобщить меня к реальности. Но сейчас меня пожирают дьявольские угрызения совести, в голове крутятся отвратительные мысли, я опять заболею, ко мне вернется старая депрессия. И во всем виноват я сам, я мог бы спасти, мог бы освободить его, мне не хватило лишь смелости, не хватило воображения. Он был ангелом, я видел пронизавший его свет, видел, как он преобразился. И все это я нечаянно потерял, словно нечаянно убил его. Он будет принижен и забыт. Я вижу, что процесс этот уже начался. Они недооценивают его, называя безумным, позволяя его образу расплыться и превратиться в нечто грустное и банальное. Его величие недоступно пониманию их маленького мира. Он говорил мне: „Позже вы придете ко мне“. Возможно, он просто подразумевал, что сумеет выжить. О, если бы только у меня появилось подтверждение… Но какого подтверждения я жду?»
Беллами принял снотворное и залез под одеяло. У него под боком в кровати уютно свернулся Анакс. Поглаживая теплую шерсть собачьей спины, Беллами подумал, что и Анакс тоже умрет.
Наступило утро следующего дня. Беллами ушел на прогулку с Анаксом. Мой лазала по скалам, обозревая залежи камней. Клемент и Луиза, новоявленные молодожены, еще сидели за завтраком. Они по- прежнему ощущали огромную усталость, о чем неизменно сообщали друг другу. Им пришлось слишком многое пережить. Клемент постарался провернуть свадебные дела как можно быстрее. Они зарегистрировали свой брак в районном загсе в присутствии Сефтон, Мой, Харви и Беллами. После регистрации они выпили шампанского в компании Конни, Джереми, их детей — Розмари, Ника и Руфуса, — а также Эмиля, Коры и Тессы. Джоан и Хэмпфри уже также поженились во Флориде, в доме матери Хэмпфри. Тесса, приглашенная как старая подруга, несмотря на ее сомнительную роль в похищении Питера, училась теперь в медицинском заведении. Она посоветовала Беллами подумать о такой профессии, пока не поздно. Клемент и Луиза послали телеграмму Алеф и Лукасу с сообщением об их женитьбе и получили в ответ такое же почтовое отправление с соответствующими поздравлениями. Луиза безуспешно пыталась сочинить дополнительное письмо. Однако Алеф еще не ответила на предыдущее послание, хотя, возможно, ответ ждал их в Клифтоне. Луизу страшило содержание будущего письма. Ей казалось, что она уже знала, какие безоблачные паллиативы будут предложены там ее вниманию.
Мой ведет себя вполне разумно, верно?
Ты имеешь в виду, она не хандрит по поводу того, что ты похитила меня?
Она ведет себя с тобой вполне естественно, более непринужденно, чем раньше. А стрижка, кстати, придала ей более взрослый вид.
Ты подразумеваешь, что так она поставила точку в своей детской влюбленности?
А ты заметил, как она стала похожа на Тедди, обрезав волосы? Интересно, что она сделала с той толстой и длинной, как змея, золотистой косой?
Запретная тема.
И Сефтон тоже похорошела. Вероятно, она и была красива, только раньше ее красота скрывалась за отчужденным, суровым видом. Теперь она стала мягкой и нежной, вся так и светится.
Верно, они преобразились. Кстати, тебе, любимая, удалось также заполучить в семью Харви.
Молодец, что догадался, как сильно я привязалась к Харви.
Да и он удачно приобрел любящую тещу и богатого отчима.
А что будет, если флоридская матушка отвергнет Джоан?
Не сможет. Джоан очарует ее. Джоан понравится Америка, она станет американкой, в сущности, она и так американка.
Ох, Клемент… произошло так много событий, способных осчастливить нас, но они омрачены жуткими несчастьями. Мне порой кажется, что тебе не стоило взваливать на себя такую обузу, обременять себя таким… ужасным горем. Как мучительно ощущение смерти, трех смертельных утрат…
Ты имеешь в виду Питера, Лукаса и Алеф…
Когда мы заезжали к Коре, ты сказал, что Питер напоил нас любовным зельем, освободившим наши сердца для любви и счастья… Но какое уж тут счастье, сможем ли мы вообще снова научиться радоваться жизни? Смерть Питера совершенно напрасна, она случайна, абсолютно бессмысленна… Его появление окружено таинственной историей, в которой я так и не разобралась, а теперь он навсегда исчез, оставив нам весь груз сомнений… Если бы он не появился, то Лукас, возможно, не пожелал бы увезти Алеф…
Если бы он не появился, то, вероятно, был бы мертв я… но это уже не важно!
И наша с тобой женитьба навсегда исключила возможность примирения с ними. Мне невыносима мысль о потере Алеф, невыносима. Мне снится, что она по-прежнему со мной, я просыпаюсь и думаю, что она уже здесь, но ее нет и никогда не будет… Я терзаю тебя всеми этими проблемами, отравляю твою жизнь. Ох, почему же мы не можем быть просто счастливы…
Клемент подвинул свой стул поближе к жене, обнял и крепко прижал ее к себе. Голова Луизы опустилась ему на плечо, и поток слез пролился на его куртку. Уже не первый раз после их свадьбы он слышал такие речи и видел такие слезы. Когда Луиза пришла к нему в театр, его совершенно ослепило внезапное ощущение счастья. Почему же все это не произошло раньше, размышлял он, не произошло много лет назад. И все-таки как чудесно, что они наконец объяснились. Все, казавшееся невозможным, упущенной мечтой, стало вдруг возможным, естественным и неизбежным. Но придется пережить этот печальный период, пережить слезы Луизы, порожденные несчастьем и страхом, пережить ее искусанные в стараниях подавить рыдания руки, пережить приступы отчаянного, безумного горя, которому, однако, она предавалась только наедине с Клементом. После нескольких подобных приступов Клемент серьезно встревожился за ее здоровье, хотя также с облегчением заметил, что она вполне способна, взяв себя в руки, улыбаться Беллами и Мой. Луиза также проявила интерес к царившему на кухне Беллами хаосу. Она взяла хозяйство в свои руки и привлекла остальных к наведению порядка: разобрать ножи, вилки и ложки, большие тарелки отделить от маленьких, а красивый сервиз убрать, оставив его для особых случаев. Приносили утешение и, казалось, возвращали к нормальной жизни и походы за покупками в дальний поселок, в которых Клемент неизменно сопровождал ее. Он подумал, что не понимал раньше, с какой беззаветностью Луиза любит Алеф. Старшая дочь стала для нее своеобразным флагманом, ее лицом перед миром. Она так гордилась Алеф, ее великолепием, хотя, должно быть, постоянно мучилась в глубине души, размышляя о том, что готовит старшей дочери будущее.
«Видимо, у нее было с Лукасом нечто такое, — подумал Клемент, — о чем она никогда мне не расскажет. В любом случае, мне не хочется знать, случался ли между ними какой-то ужасный разлад. Луиза переживет это, так как столкнулась с худшим несчастьем, с тем не поддающимся объяснению несчастьем, что наполнено разбитыми надеждами, угрызениями совести и демоническими страстями, пусть она изольет
