восхищались. Ох, она будет очень сожалеть о произошедшем, позже ей будет ужасно неприятно оттого, что вела себя так глупо, так дурно.
Потом подумала: побегу за ним. И тут же: но это будет недостойно ее и произведет ложное впечатление. Но вот она уже распахнула дверь и бежала вниз по лестнице.
Улица встретила ее волной холодного воздуха. Она стояла на скользком обледенелом тротуаре и оглядывалась. Его не было видно. Приехал на машине? И уже уехал? Она добежала до угла и осмотрела другую улицу. Вдалеке отъехала и тут же скрылась машина. Она побежала назад, мимо своего дома, поскользнулась на тротуаре и схватилась за перила, чтобы не упасть. Внимательно осмотрела другую улицу, но не увидела его. Медленно вернулась к распахнутой парадной двери дома и поднялась в свою квартиру. Заперла дверь и прислонилась к ней спиной, шумно дыша. Что с ней творится? Почему теперь ей кажется, что важнее всего на свете — это найти Краймонда, вернуть его и что-то говорить ему еще? Почему она вообще позволила ему уйти? Почему разговаривала с ним в такой грубой, суровой манере? Что он теперь думает о ней, этот гордый человек, который с такой удивительной откровенностью доверился ей? Он признался, конечно, она должна была понять подобную вещь. Да, да, должна была и поняла. Ее глубоко тронула та скрытая, неумирающая любовь. Она верила ему. Ей следовало поблагодарить его, что он любит ее такой любовью.
Роуз принялась расхаживать по гостиной, взад и вперед, взад и вперед. Солнце скрылось, и она включила свет. Возможно ли такое, что каким-то образом она в эти несколько минут влюбилась в Краймонда? Почему она была такой агрессивной, такой безапелляционной, думала Роуз. В сущности, он оказал ей честь — даже если думал о ней, как о спасительном средстве. Она была так высокомерна, так ужасна, так вульгарно самодовольна, говоря, что он оскорбляет ее своим признанием в любви. Ей следовало быть благодарной. Нельзя было так отвергать его, прогонять, быть такой резкой. Можно было сказать, что они еще увидятся. Пусть и из сострадания. Почему она не могла хотя бы сжалиться над ним, никакого вреда бы не было от этого. Он выглядел таким усталым и печальным. Она еще может сказать ему, что готова выслушать его объяснение. Только он не простит ей ее слов, подумает, что она неискренна. Что с ней происходит, что она наделала!
Роуз чувствовала теперь, что ей чрезвычайно льстит преклонение Краймонда. Он, такой утонченный, такой замкнутый, явился как проситель. Признался, что любит и всегда любил. Конечно, он сумасшедший, она всегда считала его безумным. Но как по-другому выглядит это безумие, когда оно выражается в любви к ней. Она должна увидеть его снова, думала она, увидеть сегодня же. Иначе не выдержит. Она позвонит ему, он, наверное, уже дома. Она принялась искать в телефонной книге его номер, потом вспомнила, что он говорил, у него нет телефона. Тогда поедет к нему домой. Но что она скажет, приехав, как объяснит свое появление, это будет выглядеть только как полная капитуляция, и, возможно, он отвергнет ее. Тогда она тоже сойдет с ума, она уже безумна — но это такая мука, надо как-то освободиться от нее, ох, почему она не удержала его, по крайней мере, пока все обдумает! Она напишет ему, потом добежит до почтового ящика. Надо что-то сделать, не то сердце не выдержит. Напишет осмотрительное письмо и предложит снова встретиться в скором времени, извинился зато, что была так груба, что это вышло невольно, напишет…
С чувством облегчения она достала бумагу и ручку и села к столу. Принялась торопливо писать:
Дорогой Дэвид,
приношу свои извинения за то, что столь нелюбезно говорила с вами сегодня. Сказанное вами захватило меня врасплох, испугало и заставило инстинктивно его отвергнуть. Сейчас же я хочу выразить вам глубокую благодарность за оказанную мне честь. Верю в вашу искренность и ценю ваши чувства. Сознаюсь, вы смутили меня. Я желала бы увидеть вас снова, чтобы загладить неприятное впечатление, которое, должно быть, произвела на вас. Надеюсь, вы простите меня. Думаю, что было бы хорошо для нас обоих, если бы мы могли поговорить более мирно и спокойно. Если позволите, я напишу вам снова в ближайшее время и назначу новую встречу. С нежным приветом.
Роуз внимательно перечитала написанное, вычеркнула «вы смутили меня» и «Надеюсь, вы простите меня» и переписала письмо набело. Закончив, она почувствовала облегчение. Она еще смотрела на него, когда зазвонил телефон. Первой мыслью было, что это Краймонд, он чувствует то же, что и она, что они должны встретиться снова. Она бросилась к телефону, ощупью нашла трубку.
— Алло, Роуз, это я, — услышала она голос Джерарда.
Джерард. Она совершенно забыла о существовании Джерарда, так что даже удивленно вскрикнула и, ничего не ответив, отвела от уха трубку. А из телефона доносился голос:
— Алло, Роуз, это ты?
Она сказала:
— Можешь подождать секунду? Мне нужно кое-что выключить на кухне.
Она пошла на кухню, постояла, глядя на ряд одинаково красных кастрюль, расставленных по размеру. Потом вернулась к телефону.
— Я тебя слушаю.
— Что случилось, Роуз?
— Ничего не случилось.
— Голос у тебя очень странный.
— Зачем звонишь?
— Зачем звоню? Ничего себе вопрос! Просто так звоню! Ты не заболела?
— Нет, нет, извини…
— Вообще-то я хотел спросить тебя кое о чем, не знаешь, когда возвращаются Джин и Дункан?
Джерард? Джин и Дункан? Кто все эти люди? Роуз постаралась сосредоточиться.
— Думаю, очень скоро, во вторник или в среду, так Джин сказала, когда я звонила ей вчера вечером.
— Очень рад, а то уж было подумал, что они боятся показать свои физиономии в Лондоне. Послушай, поужинаем сегодня у тебя, а хочешь, пойдем куда-нибудь?
— Извини, не могу.
— Тогда встретимся за ланчем.
— Нет, мне нужно кое с кем увидеться…
— Ну хорошо… еще два слова. Дорогая, ты уверена, что ты здорова?
— Да, конечно. Спасибо, что позвонил. Я тебе скоро перезвоню.
Роуз, у которой на тот день не было назначено никаких встреч, вернулась к столу. Совсем сошла с ума, думала она. Невозможно ей, из-за Джерарда, из-за Джин, иметь какие-то отношения с Краймондом. Если она сейчас явится к нему домой, чего ей хочется больше всего на свете, то может упасть в его объятия или ему в ноги. Ее надо посадить под замок, ей надо сидеть взаперти. Это опасное помешательство, и она должна побороть его. Хотя можно было бы ограничиться просто письмом — просто письмо, чтобы сгладить то ужасное впечатление, как-то примириться с ним, иначе она будет мучиться вечно мыслью о том, что он должен думать о ней. Или стоит зачеркнуть предложение о новой встрече. Но конечно, он может воспринять письмо как поощрение, прийти снова, просто взять и нагрянуть. Как бы ей хотелось этого! Она вернулась к столу и взяла конверт. Перечитала письмо и скомкала его. В глазах ее заблестели слезы.
Она жалеет его, подумала Роуз, и должна себе в этом признаться. Любит его, любит, но что в этом толку? Непонятно, как подобное могло случиться так быстро? Но случилось… и это невозможно, убийственно, это просто необходимо прекратить, подавить в себе, отбросить всякую мысль об этом. Малейшая слабость может привести к катастрофе, к полному одиночеству. Никто не должен знать об этом. Как она сможет жить, если Джерард узнает? Если что-то произойдет, — а ничего хорошего ждать не приходится, — это будет ударом для нее, ударом по ее цельности, достоинству, гордости, без которых не мыслит жизни для себя. Она не может рисковать своей жизнью. Но какая мука, тайная мука будет вечно преследовать ее! Она должна остаться верной ее настоящему миру, ее дорогому усталому старому миру. А нового мира нет. Этот новый мир — иллюзия, отрава. Господи, она сходит с ума!
Она пошла в спальню. Он, говорила она себе, хотел жениться на ней! Она бросилась на кровать и
