Колокол

крошечных крестиков, нанесенному карандашом миссис Марк накануне вечером, но и когда их прикрепили, трепетавшие петли давали ветру такую опору, что торопливая наметка, особенно если это была работа Доры, часто снова обрывалась. Джеймс предложил откатить тележку на конный двор, где она была бы больше укрыта, но миссис Марк, пребывавшая в совершенной панике и ожидавшая, что с минуты на минуту приедет епископ, предпочла, чтобы та осталась, где была, на виду, на площадке.

Дора, у которой от беспокойства еще больше, чем обычно, все валилось из рук, мучилась с лентой. Она уже вынуждена была один раз ее расправлять вплоть до верхушки, так как дала ей нечаянно скрутиться. Лента в ее потных руках становилась сероватой. Письмо к Тоби по-прежнему было у нее в кармане; она бы отпросилась на минутку у миссис Марк, чтобы его отдать, если бы только выяснила, где Тоби, но этого в суматохе, похоже, никто не знал. Мальчик как сквозь землю провалился. Дора надеялась, что тот наверняка появится на крещении, равно надеялась она и на то, что Пол, углубившись в свои занятия, забыв о времени, не появится или по крайней мере припоздает. Поскольку Дора без конца отрывалась, высматривая Тоби, а миссис Марк без конца отрывалась, высматривая епископа, дела у них продвигались довольно медленно.

За работой миссис Марк беседовала с Дорой. Соображать Доре пришлось недолго — она мигом смекнула, слушая, что ей говорится, к чему та клонит. Миссис Марк сама ли или по чьему-то наущению изготовилась метать в нее серию нравоучений и после довольно-таки отвлеченного начала становилась теперь совершенно откровенной. В другое бы время Дора рассвирепела. Сейчас, однако, тяжкие обязанности роли жрицы заметно ее отвлекали, да и сознание собственной невиновности придавало ей независимости. Это правда, что она позволила Тоби обнять себя, но относилось-то это объятие к более крупному предприятию, и предполагаемое обвинение в том, что она фактически преследовала молодого человека, не по справедливости оценивало причастность Доры к проблемам более высокого порядка. Благородно негодуя, Дора вполуха выслушивала грубые и довольно-таки игривые попытки миссис Марк прочесть мораль.

— Я надеюсь, вы не будете возражать против того, что я говорю о таких вещах, — говорила миссис Марк. — В конце концов, мы здесь все ведь не на каникулах. Я знаю, вы не привыкли к такого рода обстановке. Но нужно помнить, что кое-какие маленькие шалости, которые были совершенно безвредными в другом месте, здесь смотрятся иначе — ну, вы ведь знаете, мы стараемся жить определенной, совершенно особой жизнью, по определенным, особым нормам. Если мы сами будем жить по этим правилам, а гости наши — нет, что же тогда получится, хаос, да и только, ведь так? Само собой разумеется, что так. Я знаю, звучит это ужасно занудно и рассудочно, и вашим лондонским друзьям, уверена, мы бы показались чересчур старомодной компанией. Но когда пытаешься жить в соответствии с идеалами, часто выглядишь смешным. К чему я это говорю — человеку неопытному при такой манере по-приятельски обращаться с другим полом недолго и до греха, если он к такому обращению непривычен. Поэтому мы должны быть очень осмотрительны, верно? О Господи, я слишком важничаю, да?

— А вот и епископ! — сказала Дора, радуясь, что может оборвать эти несвязные наставления известием, от которого миссис Марк вконец ополоумеет.

Машина уже вывернула с аллеи и мчалась по другой стороне озера.

— О Господи, о Господи! - сказала миссис Марк, не зная, то ли приметывать дальше ленты, то ли кинуться в трапезную — глянуть напоследок, все ли там в порядке. Она пометалась в дверях, сорвала с себя халат, швырнула его под стул и ринулась наверх, за Джеймсом, которого там явно не было.

Дора стояла у колокола подбоченясь и наблюдала, как машина замедляет осод на переправе через три моста в конце озера. Машина с виду была какая-то знакомая. Модель, видно, распространенная. В глубине дома сзывала всех миссис Марк, потом она начала причитать, что в самый ответственный момент все куда-то запропастились. Дора безмятежно наблюдала за машиной. Ответственности за

успех последующих церемоний она не несла и поистине испытывала к ним чувства, схожие с теми, что, должно быть, испытывал Илия, когда наблюдал за стараниями жрецов Ваала [50].

Машина уже ехала по последнему отрезку дороги, ведущей к дому. Миссис Марк, по-прежнему кудахча, снова

появилась на площадке. Машина въехала на пологий откос и остановилась ярдах в тридцати. Из нее выбрался мужчина. Это был Ноэль Спенс. Руки у Доры упали.

— О Боже милостивый! — сказала она.

— И вовсе это не епископ! — сказала миссис Марк.

— Да это мой знакомый, журналист. О Господи! Дора бегом кинулась к Ноэлю.

Ноэль стоял у машины, положив одну руку на крышу, и улыбался ей так, словно он просто заехал за ней, чтобы отвезти ее пообедать. Дора добралась до него, скатившись по гравию, и встала — резкая, свирепая, как бычок.

— Уезжай! Уезжай немедленно. Садись в машину, ради Бога, пока никто тебя не видел, и уезжай. Понять не могу, что тебя дернуло сюда приехать. Я же тебе говорила не приезжать. Ты все испортишь.

— Нечего сказать, очаровательный прием, — сказал Ноэль. — Не кипятись, дорогая. Уезжать я не намерен. Я приехал работать. Собираюсь сделать материалец про это дело с колоколом. Забавная мысль, как ты считаешь?

— Я так не считаю. Ноэль, ну имей совесть. Здесь ведь Пол. Если он тебя увидит, то подумает, будто я тебя приглашала, и закатит жутчайшую сцену. Дорогой, ну, пожалуйста, уезжай. Ты только доставишь мне страшные неприятности, если не уедешь.

— Послушай-ка, радость моя, — сказал Ноэль. — Как ты знаешь, я обычно проявляю ангельское терпение во всем, что тебя касается. Ты, может, даже воображаешь, что старого дядю Ноэля не волнует, что ты делаешь. Ты можешь просто закатиться к нему, если хочешь утешиться, и снова укатить, когда твоей душе угодно. И он всегда будет ждать тебя с джином и мартини. Ну ладно, в какой-то степени так оно и есть. Только вот с недавних пор меня эта роль перестала устраивать. У меня всегда были признанные обязанности в отношении тебя, так, может, я получил и кое-какие права? Как ты знаешь, позавчера я был чертовски рад тебя видеть и был — не скажу, что слегка, — раздражен, когда ты смылась. Я обычно не томлюсь по тому, чего нет, не тот я человек. Но я почувствовал, что хочу поскорее снова тебя увидеть, и потом я был немножко обеспокоен твоим странным состоянием. Эти монашки, подумал я, так и лезут к тебе в душу. Затем, как ни странно, мой редактор, знакомый со стариком епископом, который снизойдет и освятит ваш колокол, пронюхал про это дело совсем из другого источника и попросил меня поехать. Вот я и подумал, что при подобных обстоятельствах не ехать — чистое легкомыслие.

— Ах, черт бы все это побрал! Но дело-то в том, что здесь Пол. Можешь ты вбить это себе в башку? Христа ради, уезжай, пока он тебя не увидел.

— Я сыт по горло разговорами про Пола, — сказал Ноэль. — Пол обращается с тобой отвратительно, и ты его, если разобраться, никогда по-настоящему не любила. Думаю, если мы с ним потолкуем с глазу на глаз, нам это не повредит. Не уверен, что не скажу Полу все, что я думаю!

— Не может быть, чтобы ты говорил всерьез, — простонала уже обезумевшая Дора. — Ты же не знаешь, что он такое. Ты же видел его только на вечеринках. Вот-вот приедет епископ, тогда все соберутся, и Пол устроит сцену — я этого не вынесу.

— Противная ты девчонка, — сказал Ноэль. — Ублажаешь Пола, пока хватает сил терпеть, потом сбегаешь, потом начинаешь бояться — и снова принимаешься ублажать. Ты должна или окончательно ему подчиниться, или бороться с ним. Безотносительно ко всему остальному, ты по отношению к Полу ведешь себя нечестно. Ты так никогда на самом деле и не узнаешь, хочешь ты с ним остаться или нет, если не дашь ему отпор — открыто, на равных, а не попросту сбегая. И догадка моя такова: едва ты начнешь бороться, ты поймешь, что оставаться с Полом не можешь. Вот в этом-то я и заинтересован. На тебя нельзя положиться, ты грязнуля, невежда, и вообще ты совершенно несносна — но так или иначе мне хотелось бы видеть тебя снова у себя.

— Да ты что — влюбился, что ли, в меня? — в ужасе завопила Дора.

— Я такой терминологией не пользуюсь, — сказал Ноэль. — Давай скажем, что я просто скучаю по