школе.
— Да, пока тайна… — сказала Харриет. Пока тайна, но что-то будет дальше, мысленно добавила она. — Ну, словом, я не могу сейчас уехать.
— Боишься его с ними оставлять?
— Нет. Конечно, нет.
— Извини, я несу чушь, — Дейвид сжал губы и, откинув с лица длинную золотую прядь, впервые за весь разговор взглянул на Харриет. — Просто от всего этого у меня такое мерзкое чувство… я должен от него как-то избавиться. В общем, для меня этих людей просто не существует, так что можешь о них даже не заговаривать — их нет. Во всяком случае, они никогда — слышишь, никогда! — не должны даже приближаться к этому дому. Я тоже здесь живу, и я имею право требовать, понятно?
Мать и сын смотрели друг на друга озадаченно, словно не узнавая. Мир стал другим, и сами они были теперь какие-то другие, но вести себя по-новому еще не научились.
— Хорошо, — сказала Харриет, словно делая уступку в переговорах. Она понимала, что сейчас ей придется уйти и что больше у нее не будет возможности побеседовать с сыном по душам. — И все-таки, Дейвид, постарайся быть добрым, когда будешь говорить с папой. Не надо притворяться, будто ничего не случилось, это слишком жестоко. Ему очень, очень стыдно перед тобой…
— Пожалуйста, не надо разговаривать со мной таким тоном. Ты вообще не должна так говорить. Попробуй взглянуть на все это со стороны.
— Я попробую. Но и ты, пожалуйста, постарайся сбросить это равнодушие…
— Я тебя уверяю, я совсем не так равнодушен, как тебе кажется. А теперь, прошу тебя, уходи, слышишь, уходи!..
— Постарайся…
— Пожалуйста, уходи.
— Она сидит в машине, около дома, — сказал Блейз. — Ну, не совсем около дома, за углом.
— Интересно, почему это не около дома? — спросила Эмили. — По-моему, ты меня просто дурачишь.
— Я подумал, так лучше… На всякий случай, вдруг ты не…
— Мог бы предупредить.
— Я и предупредил! Я же три раза повторил тебе по телефону.
— А я тебе не поверила. Думала, это розыгрыш.
—
— Значит, ты ей все-таки сказал. Бедная миссис Флегма. И как она приняла новость?
— Великолепно.
— Бедная великолепная миссис Флегма.
— Я хотел сказать, она не устраивала никаких сцен, она все поняла. И она не требует, чтобы я тебя бросил.
— Как мило с ее стороны.
— Эмили, — сказал Блейз. — Не надо так. Помоги мне. Мне нужна твоя помощь.
— И что, по-твоему, я должна делать? — спросила Эмили. — Прыгать от радости, что она отнеслась к тебе с полным пониманием и не требует развода? Разве мне это что-то дает? Ничего.
— Она хочет с тобой познакомиться. Ты не думай, она не держит на тебя зла. Конечно, для нее это был жестокий удар, но она изо всех сил старается…
— А я не хочу с ней знакомиться. Не хочу смотреть в ее самодовольное лицо, понятно? Мне это не интересно. Ты понял меня?
— Но я ее уже привез…
— Как привез, так и увезешь, я ее не приглашала. Я девять лет ее ненавидела, девять лет желала ей смерти. И вот теперь ты соблаговолил наконец во всем признаться — а она, насколько я понимаю, тебя простила. И что это для меня меняет? Ничего. Ты просто отобрал мой козырь, вот и вся разница. Раньше я могла тебе пригрозить, что все ей расскажу. Радости мне, правда, от этого не было никакой, разве что полюбоваться иногда, как ты в штаны наложишь со страху, — но хоть это. Ты лишил меня маленького удовольствия — вот и все. Хотя нет, не все. Я вижу, ты чертовски доволен тем, как все обернулось, прямо раздулся весь от важности. В зеркало сегодня не заглядывал? Лоснишься как обожравшийся кот. Она, видите ли, его простила, а он на радостях опять в нее влюбился, он просто счастлив! Счастлив он, черт побери!.. — Эмили с силой размахнулась — стакан хереса, дрожавший все это время в ее руке, полетел в камин, осколки брызнули во все стороны. Глотая сердитые слезы, она на миг отвернулась — а когда повернулась обратно, увидела стоявшую в дверях Харриет.
Даже спустя много лет эта минута всплывала в памяти Эмили Макхью с необыкновенной ясностью. В жизни бывают моменты великого откровения, когда глубинные, давно, казалось бы, закаменелые и омертвевшие чувства вдруг сдвигаются со своих мест и «прыгают как овцы», будто горы из псалмов Давидовых,[16] и человек, словно прозревший от вспышки молнии, постигает этот новый изменившийся пейзаж. Коротко говоря, Эмили вдруг осознала, что она не может ненавидеть Харриет. Или, во всяком случае, что с проблемой «ненавистной миссис Флегмы» покончено и что на смену ей пришла какая-то новая, совсем иная проблема. С изумлением прислушиваясь к себе, Эмили поняла, что ей стыдно, потому что она виновата перед Харриет. Да, именно так: в присутствии законной жены Блейза она почувствовала себя виноватой и пристыженной.
Харриет, с пунцовым напуганным лицом, одетая в легкое длинное белое пальто с поднятым воротом, застыла в дверном проеме. Ее длинные волосы, темные, но словно светящиеся изнутри, были скручены в тяжелый низкий узел. Шелковый голубой шарф, завязанный бантом, съехал чуть набок. Высокая, полноватая, старомодная до нелепости, она показалась Эмили героиней из какой-то другой эпохи, и трудно было понять, как они обе, такие разные, могут существовать в одном и том же историческом времени. Но, возможно, Эмили и не пыталась это понять. Поглощенная своей несообразной, неведомо откуда взявшейся виноватостью, она задумчиво разглядывала гостью.
— Простите меня, — проговорила Харриет, глядя на Эмили почти умоляюще. — Простите.
— Принеси совок для мусора, — бросила Эмили Блейзу. Блейз отправился на кухню за совком.
— Понимаете, — начала Харриет, обращаясь к обоим, из-за чего ей, как судье на теннисном корте, приходилось крутить головой то вправо, то влево. — Я просто не могла дожидаться в машине. Блейза я не догнала, но успела заметить, в какую дверь он вошел. Собиралась подождать на улице — но не выдержала. А сюда вошла вот только сейчас, — добавила она, тем самым ясно давая понять, что вошла не только сейчас.
Блейз вернулся из кухни с совком и щеткой и, согнувшись над камином, начал неумело сгребать в совок осколки покрупнее.
— Оставь это и убирайся ко всем чертям, — сказала Эмили, забирая у него совок. — Сиди в своей вонючей машине и жди.
— Может, лучше… — начал Блейз.
— Нет. Она пусть остается, а ты убирайся.
Блейз колебался. Повисла напряженная пауза, все трое молча смотрели друг на друга. Наконец Харриет догадалась шагнуть в сторону, и Блейз, словно очнувшись, направился к выходу. Две женщины, мимо которых он прошел не глядя, остались наедине.
— Думаю, раз уж вы здесь, мы можем перекинуться парой слов, но потом вы уйдете, — быстро проговорила Эмили. — Я не собиралась с вами встречаться, это ваша идея — не слишком удачная, на мой взгляд.
Эмили стояла, широко, по-хозяйски расставив ноги, глядя на свою гостью снизу вверх. Ей по- прежнему было стыдно, но, во всяком случае, она уже успокоилась. Руки ее были сжаты в кулаки, и вся она была словно цельнолитая, словно выплавленная из какой-то очень упругой стали. Чувствуя себя несгибаемой и в то же время гибкой и молодой, она радовалась тому, что может уверенно и спокойно произносить какие-то слова, но понятия не имела, что ей делать и что говорить дальше.
— Простите, — снова сказала Харриет. — Я, наверное, помешала. Надеюсь, вы не думаете, что я…
