— Как это ты умудрилась поменять бокалы? Только шагнул в купе — и как в пропасть… — Он посмотрел на пальцы девушки, потом на свои. — Где мой перстень?
Она достала из сумочки перстень, положила на столик. Михаил взял пропажу, глуповато засмеялся.
— Надо же, первый раз попал на свою, на блатнячку! — Он снова наморщил лоб. — Не, ну как ты просчитала, что я тоже дурковод?
— Слишком заинтересованно изучал мои кольца.
Молодой человек с пониманием покивал, и вдруг его осенило:
— Как ты сказала? Сонька? А не та ли ты Сонька, про которую в Питере ворье распинается, Сонька Золотая Ручка? Ты, что ли?
Девушка, шутя, шлепнула его по щеке:
— Много знаешь — плохо спишь.
Михаил восторженно смотрел на нее.
— Красивая! Такая красивая, что мимо не пройдешь. Может, потому к тебе и завернул. Ну и кроме того — сама Сонька, Сонька Золотая Ручка. Во дела! — Он встал, лихо щелкнул каблуками. — Хочу официально представиться. Михаил-Михель Блювштейн. Честный, неженатый, лихой вор.
Был вечер, когда Сонька и Михаил Блювштейн подкатили на извозчике к «Метрополю», самой шикарной московской гостинице. Сразу два швейцара ловко достали из багажного отделения вещи прибывших, проводили их в высокий и нарядный вестибюль.
Гастролеры подошли к стойке администратора, Сонька протянула паспорт, на ломаном русском представилась:
— Софья Владиславовна Менжинская с мужем Михаилом Блювштейном.
Им тут же вручили гостевые карты, и швейцары понесли наверх вещи.
В номере Сонька сидела за инкрустированным столиком, пила чай и не спеша, объясняла Михаилу:
— Работаем порознь. Если кто-то из нас попадается, второй тут же сматывается. И чтобы никаких ревностей: на работе я с другими, ночью — только с тобой.
— Собираешься работать в этой гостинице? — спросил Блювштейн.
— А зачем далеко ездить? Клиентов здесь много, все при деньгах.
— Мне лучше отправляться в другие места?
— Почему? — удивилась девушка. — Муж и жена, красивая пара. И если на одного из нас упадет чей- то взгляд, это только прибавит интриги.
— А мы действительно муж и жена? — на всякий случай уточнил Блювштейн.
Сонька удивленно уставилась на него:
— Я тебе не нравлюсь?
Он дотянулся до ее руки, поцеловал.
— Не то слово.
— Значит, муж и жена Блювштейн.
Ресторан находился тут же, при гостинице. Зал сверкал начищенной медью, крахмальной белизной, изящной мебелью, громадными люстрами. На невысокой сцене играл оркестр, почти все столы были заняты. Публика здесь присутствовала самая разная — по возрасту, по семейной или любовной парности.
Сонька и Михаил сидели у окна, откуда зал просматривался на все сто восемьдесят градусов.
Рядом с ними в печальном одиночестве пила вино почтенная сухощавая дама с изысканными манерами и не менее изысканными украшениями на худых пальцах и морщинистой шее.
— Обрати внимание на эту старуху, — сказала Сонька Михаилу.
Поодаль широко гуляли очень шумные купцы, причем ни одной женщины с ними не было. Один из купцов какое-то время заинтересованно посматривал на очаровательную Соньку, затем нетвердо поднялся, довольно неуклюже склонился перед Михаилом.
— Прошу прощения, но позвольте мне пригласить вашу восхитительную даму.
Михаил смерил его высокомерным взглядом, перевел глаза на Соньку, нехотя кивнул:
— Пожалуйста.
— Благодарю.
Сонька подала руку купцу, и они отправились в самый центр зала с танцующими. Купец сопел, наступал на ноги и наконец прямолинейно спросил:
— Муж?
Она насмешливо взглянула на него, переспросила:
— Это имеет значение?
— В какой-то мере. Хотя по большому счету нет. Вы проживаете в гостинице?
— Это тоже имеет значение?
— Имеет. Потому что я приехал из Нижнего и остановился именно в «Метрополе».
— Да, — улыбнулась интригующе Сонька, — мы тоже остановились в «Метрополе».
— Вы не русская?
— Я — француженка.
— О! — заревел купец, еще сильнее наступая на ноги даме. — Обожаю француженок! — И через секунду спросил: — Я могу рассчитывать на ваше внимание?
— Что вы имеете в виду?
— Полчаса вашего времени и больше ничего!
Сонька видела, как Михаил поднялся и направился к одному из столиков, к одинокой немолодой, но, видимо, весьма состоятельной даме. Она перевела взгляд на купца, ответила не сразу:
— И когда вы желаете эти полчаса?
— В любое время! — Купец чуть не одурел от страсти. — Ночью, днем, утром! Когда можете!
— Хорошо, — интригующе улыбнулась Сонька, — я приду к вам утром.
— Я не доживу, я умру! — шумно дышал купец. — Я буду ждать так, как никого не ждал!
— Ваш номер?
— Тридцать шестой, мадам!
— Не орите так, — попросила Сонька. — И проводите меня на место.
— Понял, все прекрасно понял. Пардон!
Через толпу танцующих он проводил даму до ее столика, раскланялся и в полуобморочном состоянии вернулся к своим друзьям.
Сонька видела, как ублажал растаявшую даму Михаил, как говорил ей что-то нежное и волнующее. Как время от времени бросал в ее сторону сумасшедшие взгляды купец и как тут же начинал нашептывать что-то рядом сидящему приятелю.
Михаил вернулся, сел рядом с Сонькой, налил воды, выпил. Сонька вопросительно смотрела на него.
— Вдова, — с безразличным видом объяснил Блювштейн, жуя виноградину. — Муж был генералом. Сюда пришла от одиночества. Приглашает завтра в гости, — и тут же без всякого перехода: — Что у тебя?
— Пьяный идиот. Живет в этой гостинице. Ждет утром в своем номере.
Ранним утром Сонька в легком пеньюаре выскользнула из своей двери и быстро пошла по длинному коридору «Метрополя», высматривая цифры на дверях. Наконец она остановилась возле тридцать шестого номера, быстро оглянулась и повернула дверную ручку — дверь была не заперта.
Воровка прошлась по огромному номеру, заглянула в одну комнату, во вторую и наконец обнаружила купца в спальне. Он спал, развалившись на постели, громко и смачно храпя. Сонька какое-то время понаблюдала за ним, прислушиваясь к возможным посторонним шумам, на всякий случай толкнула купца в плечо. Он недовольно заурчал и перевернулся на другой бок. Девушка вывернула карманы его брюк,
