— Но я не хочу быть с ним. Не хочу! Старый, толстый. Он мне противен!
— А тебя никто и не заставляет быть с ним. Повертись, поулыбайся, пообещай, раскрути на хорошие деньги. Ты что, совсем глупенькая?
— Он жадный.
— Он богатый, детка. Очень богатый.
— Ты говорила — не жадный. А он жадный!
— Все богатые — жадные. Это правило, девочка. Добрых богатых не бывает.
— Ну и зачем он мне?
— Он влюблен в тебя. У него в городе восемь ювелирных лавок! Любые бриллианты даст, лишь бы потрогать такое молодое нежное тело.
Фейга со смехом приобняла сестру за талию, но та оттолкнула ее.
— Ну да. Трогать будет и думать — как бы ничего не дать.
— Когда мужчина хочет женщину, мысли из головы опускаются вниз, совсем в другое место, — поучительно сказала старшая сестра и подтолкнула девушку. — Ступай.
Уже поднимаясь по лестнице на второй этаж. Соня оглянулась и насмешливо сообщила:
— Но ведь он родной дядя моего Шеломчика!
— Вот и прекрасно, — засмеялась Фейга. — Укрепляй родственные отношения!
Соня вошла в спальную комнату, стараясь держаться как можно спокойнее. Пан Лощинский при виде прелестной девушки привстал с кресла, сделал неуверенный шаг навстречу:
— Боже… Какая прелесть… Какая красота…
Соня стояла возле двери спальни, смотрела на барона.
Тот сделал еще шаг, девушка жестом остановила его.
— Не подходите пока. Сначала поговорим.
Пан Лощинский согласно кивнул.
— Вы правда влюблены в меня? — спросила Соня.
— Кто вам сказал, детка? — удивился барон.
— Сестра, Фейга.
— Ну… — замялся гость. — Наверно, она почти права. Я без ума от вас.
— И что вы от меня хотите?
— Любви.
— Но вы ведь знаете, что я замужем?
— Конечно знаю. Я тоже женат.
— Я замужем за вашим племянником, пан барон!
Тот приблизился к ней и мурлыкающим голосом произнес:
— Откажешь мне — обидишь племянника.
Соня засмеялась, подошла к нему поближе.
— То есть вы хотите стать моим любовником?
— Именно так, — серьезно согласился пан Лощинский.
— Но за любовь надо платить.
— Не отрицаю. Сколько вы хотите?
— А сколько вы можете? — Соня насмешливо смотрела на вдруг вспотевшего мужчину.
— Все относительно. Не могу же я подарить вам целую ювелирную лавку!
— Почему — не можете? У вас же их целых восемь.
— Но это слишком!
— Слишком за любовь? — искренне удивилась Соня.
— Нет, я о ювелирных лавках. Было восемь, станет семь. Как я объясню жене, родственникам, друзьям?
— Да, это проблема, — девушка ласково потрепала барона по полным щекам, развернулась, направилась к двери. Возле порога она остановилась. — Подумайте, как вы все это объясните. У вас есть время. — И с достоинством покинула спальню.
Вечером неширокая главная улочка городка превращалась в своеобразное модное дефиле, в демонстрацию нарядов, украшений, причесок. Сюда выходили целыми семьями, все друг друга знали и раскланивались. Мужчины несли себя подчеркнуто высокомерно и несуетливо. Женщины же наоборот — стреляли по сторонам глазками, от чего-то столбенели и чуть ли не падали в обморок, а от чего-то хихикали, чувствуя свое очевидное превосходство.
Соня, одетая в изящное нежно-розовое платье, шла под руку с Шеломом. Она чувствовала на себе внимательные взгляды как мужчин, так и женщин, улыбалась им спокойно и приветливо. Шелом гордо и нежно поглядывал на молодую эффектную жену. Следом за молодыми шагали родители Шелома. Пан Школьник был одет в черную тройку, которую украшали карманные часы с крупной золотой цепочкой. Пани Школьник, не обладавшая ни вкусом, ни внешностью, нацепила на толстое тело яркое красное платье и смотрела на встречных с высокомерной насмешкой.
— На тебя все смотрят, — прошептал Соне молодой муж. — Ты самая красивая.
— Мне нравится, что ты это заметил, — спокойно ответила она.
Они шли дальше, и Соня увидела поодаль мощную фигуру пана Лощинского. Он тоже заметил ее, едва заметно раскланялся и исчез в толпе. Неожиданно навстречу им выплыла пара, Евдокия и Фейга. Мачеха была увешана невероятным количеством украшений — золотом, серебром, драгоценными камнями — и чем-то смахивала на безвкусно наряженную новогоднюю елку. На Фейге было подчеркнуто скромное черное платье, и это выгодно выделяло ее в общем потоке гуляющих. Женщины увидели молодоженов, расплылись в улыбке и двинулись им наперерез.
— Матерь божья! — воскликнула Евдокия, целуя падчерицу. — Какая ты у нас, оказывается, красотка! Забыла родственников, не заходишь. Что случилось, девочка?
— Окунулась в богатство и никак не может из этого дерьма вынырнуть, — бросила Фейга, тоже целуя сестру.
Пока мачеха лобызалась и щебетала с Шеломом, а потом с паном и пани Школьник, Фейга, оттащив Соню в сторонку, довольно зло спросила:
— Послушай, сестра. Ты что, правда, забыла родственников?
— Мне не нравится твой тон, — жестко ответила Соня.
— А мне не нравится твое хамство! Тебя зачем выдали замуж за этого урода?
— Ну и зачем? — насмешливо переспросила младшая.
— А затем, чтоб помогать семье. Мачеха без дохода, я тоже пока на мели.
— А дом для «избранного» общества?
— Дом надо еще раскрутить. И ты, красотка, должна там появляться. Работать то есть!
— У меня муж ревнивый.
— Муж у тебя — идиот! Специально такого выбирали. Поэтому не забывай о семье и готовься к выходу в свет. Про тебя, кстати, регулярно спрашивает пан Лощинский. А с этого борова есть что взять.
К ним подошел Шелом, аккуратно взял жену под руку.
— Извините, мы пойдем.
Фейга громко рассмеялась:
— В кроватку торопишься? — Она похлопала его по щеке. — Понимаю тебя, парень. Жена у тебя — ягодка! Но смотри, чтоб не набил оскомину. Сладкое быстро приедается.
Парень смущенно оглянулся на родственников, на Евдокию, неожиданно заявил:
— Мне Шейндля не приестся. Я люблю ее.
Они двинулись дальше и шли некоторое время молча.
— Тебе сестра испортила настроение? — заглянул в лицо жене Шелом.
— С чего ты взял?
— Вижу. О чем вы разговаривали?
— Потом скажу, дома.