умыслу, или по неведению преступил закон! Признаюсь, господа, наивно я полагал, что такая война проще. Нет, не проще. Намного сложнее! На фронте враг очевиден. Здесь же ты не знаешь, кто перед тобой — друг, товарищ или преступник. И всегда надо быть готовым к выстрелу в спину! Поэтому предупреждаю вас, здесь собравшихся, и всех тех, до кого дойдут мои слова, — я буду беспощаден в этой войне! Я не буду знать жалости, снисхождения, сомнения! Ни к врагам, ни к вам! Врагов буду уничтожать, от подчиненных требовать! Малейшее неповиновение, леность, разгильдяйство, безответственность будут приравниваться к преступлению. Имейте это в виду. А теперь все свободны, желаю успехов и понимания!

Присутствующие несколько смятенно поднялись и потянулись к выходу. Неожиданно старший следователь Конюшев задержался, попросил князя:

— Ваше высокородие, позвольте пару минут конфиденциально?

Когда дверь закрылась, следователь подошел к Икрамову поближе.

— Дело с «Новым Балтийским банком» действительно непростое, Ибрагим Казбекович…

— Вы задержались, чтобы сообщить мне именно это?

— Нет, я хотел бы попросить вас рассмотреть вопрос о бывшем нашем коллеге, опытнейшем следователе Гришине.

— Не совсем понимаю.

— Егор Никитич Гришин один из лучших следователей Санкт-Петербурга. Но волею случая несколько лет тому назад он был вынужден покинуть место работы.

— Он был уволен из следственных органов?

— Именно так. Более того, пытался покончить с собой. Но выжил.

— Стрелялся? Вешался?

— Стрелялся.

— Неудачный самострел… И вы за него ходатайствуете?

— Он следователь от бога, ваше высокородие. И в поставленной вами задаче был бы незаменим.

— Вы с ним общаетесь?

— Я его не видел с того самого случая.

Икрамов подумал, внимательно посмотрел на старшего следователя.

— Хорошо, я запрошу материалы на вашего бывшего коллегу. Еще раз, как его фамилия?

— Гришин Егор Никитич.

Князь взял ручку, записал.

— Всего доброго!

Конюшев покинул кабинет.

Братья Кудеяровы жили в старинном родовом доме на Миллионной, откуда рукой было подать до тяжелой и мутной Невы.

Петр въехал во двор на автомобиле, сиденья, а также стекла и крылья которого были заляпаны грязью, сунул водительские краги вышколенному лакею, нервно распорядился:

— Вымой как следует автомобиль! Весь! Чтоб ни следа! Везде! — Попытался оттереть запачканный какой-то гадостью костюм, безнадежно махнул рукой и заторопился было в дом, но вдруг увидел на скамейке младшего брата Константина, читающего книжку.

Быстро подошел к нему, остановился в шаге.

Тот прикрыл книжку, удивленно посмотрел на Петра.

— Что-нибудь стряслось?

— Я только что был на фабрике.

— Дурные новости?

— Весьма. Жаль, что тебя не было со мной.

Константин окинул его взглядом, обратил внимание на испачканный костюм, прыснул в кулак.

— Тебя там побили?

— Да, представь себе! Закидали помидорами, яйцами, прочей мерзостью! Меня прогнали с моей фабрики! Прогнали те, кому я плачу жалованье! — Петр взял из его рук книжку, кинул взгляд на обложку, на которой было написано «Максим Горький», неожиданно резко швырнул ее на землю, стал топтать ногами. — Это все от этого! От этих недоучек, шарлатанов, проходимцев!

Костя удивленно привстал.

— Прекрати, братец.

Петр придвинулся к нему вплотную, прошептал:

— Это ты прекрати! Ты сошел с ума, понимаешь? Окончательно и бесповоротно сошел с ума. Упиваешься этой мерзостью… сочинительством какого-то полуграмотного бродяги, сострадаешь уродам, которые тебе чужды по духу, по крови, по нравственности!

— Тебе-то какая разница, кем я упиваюсь и кому сострадаю?

— Потому что я знаю, что эта зараза рано или поздно сожрет тебя!.. Нет, не рано или поздно, а уже жрет! Пожирает! Хотя ты сам еще это до конца не осознаешь!

Константин в полном недоумении смотрел на него.

— Петр, можно без истерики? Отдай грязный костюм прачке, надень новый, и все вопросы сняты!

— Не сняты! Вопросы только начинаются! Сегодня они швырялись яйцами, а завтра возьмут оружие и всех перестреляют к чертям собачьим! Меня, тебя — всех! Думаешь, тебя они пожалеют? — Старший брат быстро оглянулся, почему-то полушепотом поинтересовался: — Ты ведь сочувствуешь этой мрази?

— По крайней мере, не устраиваю сцен, — с усмешкой ответил младший.

— Нет, сочувствуешь. Жалеешь и сострадаешь. И я догадываюсь, на кого ты транжиришь наши кровные деньги.

Костя пожал плечами, усмехнулся:

— Транжирю в основном на женщин.

— Врешь! Врешь нагло и беспардонно! Я ведь догадываюсь. Подозреваю! И кое-что замечаю.

— Ты шпионишь за мной?

— Пока что наблюдаю! Но не приведи господь, чтоб о моих догадках узнал кто-то из посторонних! Не приведи господь! Тогда всему конец — и чести, и фамилии, и жизни.

— По-моему, ты сошел с ума. Прости, у меня дела.

Младший хотел обойти его, но Петр резко перехватил за руку.

— Мне! Как родному брату! Это останется между нами. Пока не поздно. А еще не поздно! Где ты бываешь? С кем встречаешься? Я видел тебя не один раз с людьми не нашего круга! Зачем читаешь дурные книжки? Куда с банковских счетов уходят деньги! Кому? Для чего?

Константин смотрел на него как на окончательно сошедшего с ума.

— Ты в бреду, Петр! Ты хоть сам понимаешь смысл своих слов?

— Прекрасно понимаю. Великолепно! Ну скажи. Признайся! Ты финансируешь революционную сволочь? Эту чернь, этих прохвостов? Эсеров-бомбистов, другую мерзость? Ты решил пойти против Богом избранной власти?

— Можно отвечу по порядку?

— Изволь. Только как брат брату. Честно.

— Именно. Первое — никакую «сволочь» я не финансирую, и вся эта чушь не более чем фантазия твоего больного мозга!

— Я чувствую, Костя. Я слишком люблю тебя, чтобы не догадываться. Я ведь в свое время также увлекался бунтом, протестом, сборищами. Но прошло. Прошло, к счастью.

— Не перебивать! Второе. Если бы я даже решился финансировать революционную мерзость, это не твоего ума дело, брат! Я вырос уже из купальных трусов, чтобы давать кому-либо отчет о своих действиях! У меня свои деньги, своя жизнь, свои принципы!

— Принципы пусть! Черт с ними, если тронулся умом. Но деньги! Это деньги нашего отца!

— Это деньги наши с тобой, брат, разделенные поровну! А папеньке — благодарность, и земля ему пухом!

Константин снова решил уйти, и Петр вновь задержал его:

— Одумайся, остановись! Пострадаешь не только сам, но заодно погубишь меня!

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату