ресторане, то ли от полицейских «рукоделов».
В окна следственного управления доносился шум моря, частые гудки пароходов.
Допрос начал Фадеев — жестко, напористо:
— Нам доподлинно известно ваше имя — Михаил Изикович Блювштейн. Надеюсь, вы не станете это отрицать?
Михель молчал.
— Вместе с бывшей женой Сурой Лейбовной Блювштейн, более известной как Сонька Золотая Ручка, а также дочерью Михелиной в марте этого года вы совершили побег с сахалинской каторги, что также вряд ли станете отрицать.
Михель продолжал молчать.
— Вы и ваша семья были замечены нашими агентами в одном из ресторанов города, однако Соньке Золотой Ручке и дочери удалось скрыться. В этой связи вопрос: где могут находиться ваши близкие?
Вор никак не отреагировал, по-прежнему смотрел, не мигая, перед собой.
— Федор Петрович, — подал голос Конюшев, — полагаю, задержанный пребывает в некотором шоке и ему следует помочь.
— Вы имеете в виду?..
— Я имею в виду, что следует пригласить кого-нибудь из свидетелей.
— А я уж решил, что вы намерены преподнести несчастному стопочку горячительного!
— Нет, — усмехнулся Конюшев, — стопочку допрашиваемый пока не заслужил. Всего лишь свидетеля. — Подошел к двери, распорядился: — Господина Ильичева!
В комнату ввели старшего помощника капитана «Ярославля», он прошел в центр комнаты, здороваться не стал.
— Уважаемый Сергей Сергеевич, — любезно произнес старший следователь, не предложив сесть. — У нас к вам совсем крохотный вопросик… Ответите, и вы свободны. Знаете ли вы сего господина? — кивнул на Михеля.
— Нет, — ответил старпом, даже не взглянув на задержанного.
— А если приглядеться, напрячь память?
— Нет, не видел.
— Этот господин сопровождал двух дам на вашем пароходе. Мать и дочь… За дочерью ухаживал известный вам банкир. Постарайтесь вспомнить.
— Я уже ответил.
— Жаль, — развел руками следователь. — Искренне жаль.
— Я могу идти?
— Нет, придется задержаться, — ответил Конюшев и кивнул на один из стульев. — Присядьте. — Посмотрел на полицмейстера: — Дальше, Аркадий Алексеевич, по схеме?
— Разумеется, — вздохнул Соболев. — Будем помогать восстанавливать память морскому волку, если его так укачало на океанских просторах. Введите следующего!
Следующим был банкир Крук. За прошедшие дни он заметно изменился — выглядел похудевшим, осунувшимся, ожесточившимся. Переступил порог, отстраненно кивнул.
— Здравствуйте, господа.
— Милости просим, Юрий Петрович, — Конюшев поставил стул напротив Михеля. — Присаживайтесь.
— Могу постоять, — ответил тот, обводя взглядом находящихся в комнате.
— Уж лучше присядьте, Юрий Петрович. А то господин Ильичев только что доказал, что в ногах правды нет.
Банкир нехотя опустился на стул, сидел прямо, бесстрастно.
— Вот этого господина вы встречали на пароходе? — показал Конюшев на Михеля.
Крук взглянул на вора, коротко бросил:
— Нет, не встречал.
— А если постараться вспомнить?
— У меня хорошая память.
— Ладно, я помогу вам. Это отец той самой девицы, за которой вы ухаживали. Теперь вспомнили?
— Я сего господина вижу впервые!
— Ну как же, Юрий Петрович?! Вы ведь сами рассказывали. Их на пароходе было трое — мать, отец и дочка. Мать и дочка общались с вами, отец же все время сидел в трюме. Это ведь он, правда?
— Я сказал, этого человека не знаю!.. Или вас опять послать к чертям?
Конюшев со вздохом повернулся к полицмейстеру, пожаловался:
— У меня не получается, Аркадий Алексеевич. Может, вы как-то повлияете на господина банкира?
— Пусть попробует Федор Петрович, — усмехнулся тот. — Он моложе. А то у меня вдруг нервы не выдержат.
Фадеев взял со стола три фотографии, подошел к банкиру.
— Вы эти снимки уже видели. Теперь наступило время объяснить, кто на них запечатлен.
Крук молчал.
— Девицу, конечно, вы узнали — ваша пассия. Ее папенька сидит как раз перед вами. А дама… Дама, запечатленная на снимке, в некотором смысле уникум. Сказать, кто она?
— Попытайтесь.
— Сия дама, Юрий Петрович, легенда воровского мира, знаменитая воровка, находящаяся в бегах, Сонька Золотая Ручка. Вот такая семейка окружала вас в путешествии, господин банкир. Что скажете теперь?
Крук посмотрел сначала на пристава, затем опустил взгляд на фотографии.
— Позвольте?
— Милости прошу.
Банкир какое-то время внимательно рассматривал снимки, затем аккуратно сложил их пополам и так же аккуратно принялся рвать на части — все мельче и мельче.
Присутствующие молча и в недоумении наблюдали за ним.
Крук закончил процедуру, поднялся:
— Все вранье и чушь!.. Больше мне сказать нечего!.. Я могу идти?
Все ждали, как поступит полицмейстер.
Тот с сожалением вздохнул, взял со стола несколько газет с сообщениями о Соньке, неторопливо поднялся, так же неторопливо и с кряхтеньем стал подбирать с пола клочья фотографий. После этого подошел к двери, приоткрыл ее:
— Конвой!
В кабинет протолкались два рослых охранника, застыли в ожидании распоряжения.
Аркадий Алексеевич вразвалку подошел к бледному и неподвижному банкиру, какое-то время внимательно смотрел ему в глаза.
— Зря порвали фотографии, сударь… Теперь будете собирать их в холодном карцере… В одиночке. Клей вам непременно принесут, — произнес он спокойно, почти ласково. — А заодно рекомендую просмотреть газетки. Думаю, кое-чего полезного там вычитаете, — и повернулся к старпому. — Вас, господин Ильичев, также ждет карцер и также с газетками. У вас будет время почитать, подумать, может, что-нибудь вспомнить. — И махнул конвоирам. — Проводите, братцы, господ в апартаменты.
— Я должен обратиться к адвокату, — заявил Крук.
— Обратитесь. Непременно обратитесь, — ответил Аркадий Алексеевич. — Но вначале соберете фотографии, которые покромсали. А у вас какие просьбы, Сергей Сергеевич?
— У меня больные почки, — произнес тот.
— Застудили?
— Во время рейсов. Продувает… Поэтому если будут бить по почкам, то подохну.
— Хорошо, учтем и вашу просьбу. — Полицмейстер щелкнул пальцами конвоирам: — Увести!
