– Давайте сядем в
Ей бы еще как-нибудь перевернуть кассету в диктофоне. Интересно, достаточно ли там осталось свободного места после истерики врача?
– Вы не доверяете мне? Понимаю. А у вас действительно есть машина? Гоша и Шура сказали, что вы купили ее на дядины деньги. Но ведь вы пока не вступили в права наследования.
– А я ограбила вашего дядю еще при жизни, – сказала Беата, засовывая руки в карманы и пытаясь незаметно нажать кнопку записи. – Споила, отравила и обокрала. А, да – еще совратила.
– Ой, ну что вы повторяете всякие глупости. Просто, согласитесь, уборщица на иномарке – довольно странно.
– Почему странно? Разве уборщица – не человек?
– Уборщица – человек, – задумчиво глядя на нее, произнес Даниил Фурсов. – Но вы – не уборщица. Ну что ж. Давайте сядем в вашу машину. Это она?
Беата открыла дверь своей «Ауди».
– Включайте печку, а то вы совсем замерзли. И может быть, мы поговорим без диктофона?
Он вовсе не видел ее насквозь, а просто был нормальным, умным, проницательным мужиком. И, не требуя от нее объяснений, рассказал, что работает в Японии в одном торговом представительстве. В Москве бывает редко, а потому дядю Ивана не навещал, о чем очень жалеет, потому что старик был правильный, хороший старик, пусть земля ему будет пухом. А то, что прочие родственнички на него забили и носу не казали, то это уже другой вопрос, и с ним Даниил еще будет разбираться.
Он, Фурсов-младший, и сейчас-то оказался в России совершенно случайно, по делу. А тут такое – дядя умер, родственнички бьют копытами, суд какой-то грядет. Упустили наследство, отдал его дядя Иван какой- то сучке-уборщице.
– И правильно сделал. Я бы на его месте Гошке и ста рублей не оставил. Родня называется! Сам раскатывал на дядиной машине да ждал, пока старик скопытится. Иван Федорович давно думал деньги то ли в детдом передать, то ли на памятник боевой славы.
– Георгий – ваш брат? – уточнила Беата.
– Двоюродный, – ответил Фурсов с гримасой, и она поняла, что между братьями свои счеты.
– Ну, так что, отравительница с диктофоном в кармане? Поломойка на «Ауди»? Вы-то мне что расскажете?
Поломойка на «Ауди» вздохнула и рассказала Даниилу Фурсову все. Она только умолчала о своем редакционном задании. По ее версии, журнал хотел сделать репортаж из жизни простой уборщицы.
– Да уж, – заметил Даниил, – материалу вы набрали, наверное, выше крыши. В общем, так, – сказал он, выслушав ее до конца. – Мне все понятно. Козлу Гошке – по рогам. Идите спокойно домой, Беата.
– В каком смысле?
– В таком. Не будет никакого суда. Они заберут свое заявление. И вы получите дядины деньги.
– А... Вам их не жалко?
– Денег-то? – Даниил усмехнулся. – Я никогда на чужое наследство не рассчитывал. Свое я заработаю и сам. А в дядиной квартире лучше живите вы, чем Гошка и его жирная Шурка. А уж на даче – тем более. Там был такой сад – вишни, смородина... Мы в детстве на яблони залезали и прыгали вниз, а тетя Маруся, жена дяди-Ванина, нас все гоняла, пока жива была. Теперь уже все заросло, наверное.
– Честно говоря, – заметила Беата, – мне не очень удобно. Я ведь эти деньги и квартиры не заслужила. Просто было противно все, что ваши родственники затеяли. И как они с Иваном Федоровичем...
– Хотите, чтобы я извинился за своих родственников? Извиняюсь. А вы все заслужили. Вы скрасили дяде Ивану последние дни жизни. А то, что он на вас жениться хотел, – ну так я его понимаю.
Ивана Федоровича хоронило неожиданно много народа – какие-то серьезные мужчины, немолодые, но и не сильно старые, их жены со старомодными укладками, несколько старушек попроще, должно быть дальние родственники, и близкие – Гоша с Шурой, Даниил и Беата.
Георгий издалека кивнул Даниилу и демонстративно отвернулся. Гость из Японии тоже ограничился холодным поклоном. Братья так и не подошли друг к другу.
Неизвестно кем приглашенный оркестр замолк, и батюшка начал читать молитву. Беата засопела. Даниил взял ее за локоть, успокаивающе погладил по руке.
– Поедемте, – сказал он. – Они тут сами все сделают. Терпеть не могу похороны.
Но Беата настояла, чтобы они дождались конца заупокойной и бросили на закрытый гроб несколько комьев пересохшей земли. Уже целую вечность не было дождя.
Помянуть Ивана Федоровича они поехали вдвоем в ту самую квартиру, которая теперь принадлежала Беате. Вернее, не теперь, а через шесть месяцев, поэтому пока в ней жил «японец» Даниил.
Квартира была хорошо обставленная и чистая, но какая-то безликая. Видимо, переезжая в пансионат, Фурсов выбросил или раздарил все личные вещи – свои и покойной жены. Беата понятия не имела, что она с этой квартирой будет делать, но решила подумать об этом позже. Впрочем, у нее была одна идея.
Они ели салат из крабов и шоколадные конфеты. Такой причудливый запас продуктов оказался в холодильнике у Фурсова-младшего.
– А мне жаль, что вы не уборщица. Так я сделал бы вам предложение, и вы уехали бы со мной в Японию, счастливая по гроб жизни. А сейчас вы будете кобениться... Ну, в смысле воротить нос. Вы же журналистка, у вас талант, призвание, поклонники. И не нужен вам берег японский. Так или нет, Беата?
– Истинно так, – сказала Беата.
– Вот черт. Зачем я это сказал, отрезал себе пути к отступлению. Хоть шанс оставался. Скажите, был у меня шанс или нет? Нет, молчите, а то сделаете еще хуже. Знаете, я давно хочу вас поцеловать.
– И что же вам мешает?
– Помада. Я терпеть не могу жирных пятен на лице.
– Вы что-то не любите все на «пэ». Похороны, помаду, пятна, подлых племянников...
– И промедления. А можно ее стереть?
– Нельзя. Она стойкая. Как оловянный солдатик. Пятен не оставляет.
– Так не бывает. Ну что ж... Придется с пятнами... Эй, а вы чего смеетесь? Я такой смешной, да?
– Вы ужасно смешной. Но я не смеюсь, а радуюсь.
– О! Это лестно.
– Кажется, я все-таки выполнила задание.
– Что-что вам кажется?
– Ничего.
....
– И все вы врете. Прекрасно она стирается, ваша помада. Вон уже ничего не осталось. А я, наверное, весь в пятнах, да?
– Не то слово. С ног до головы!
– Хорошая мысль...
– Нет-нет, это гипербола. Преувеличение. Литературный прием.
– Здорово. А покажи мне еще какой-нибудь прием. Литературный...
....
– Ты и теперь не поедешь со мной в Японию?
– Нет, Даня. Не поеду.
После отъезда японского друга Беата позвонила адвокату Берестюку и сказала, что хочет оформить дарственную на загородный дом на имя Даниила Сергеевича Фурсова. Тот опять напомнил ей про шесть месяцев, но в принципе, сказал он, это ее право. Голос адвоката звучал понимающе, видимо, он решил, что то была договорная плата за улаживание дела о наследстве.
Красное и черное
Беата выскочила из подъезда и зажмурилась. Снега еще не было и в помине, но в воздухе висел
