свою чопорность.
– Я-то нет, а вот ваши компатриоты что-то не горят желанием меня везти.
– Как так? Разве капитан Фири?…
– В порядке.
И Майа рассказал Джебету всю историю с пропуском. Тот слушал, озабоченно нахмурив брови.
– О-о! – протянул он и вспыхнул. – Мне очень жаль, мне действительно очень жаль.
Он задумался, видимо что-то прикидывая.
– Идите за мной.
Но тут же спохватился, очевидно решив, что слова его прозвучали как команда.
– Если вам будет угодно пойти со мною…
Оба повернули к стоявшим в очереди томми, несколько шагов Джебет сделал в молчании.
– Ну, а вы что думаете об этой войне?
Спросил он точно таким тоном, как спрашивают:
«нравится ли вам этот фильм, эта пьеса, чай?».
– Скверная штука, скажу я вам.
Джебет взмахнул рукой, показывая на море, суда, очереди томми, разбомбленные виллы.
– Особенно меня мучает, – вполголоса сказал он, – вся эта бессмыслица.
Майа украдкой взглянул на него. Как, значит, Джебет, такой юный, такой розовощекий, такой «здоровый», тоже додумался до этого! Значит, и он так думает.
– Да, плохо дело, – сказал он вслух, – если уж англичане начали так рассуждать.
Джебет расхохотался.
– Oh you, french! [12] – сказал он.
Смеялся он от чистого сердца, во все горло, и Майа тоже не выдержал, рассмеялся. И на мгновение все – развалины Брэй-Дюна, суда, война, – все исчезло. Остались только два молодых человека, – шагают себе бок о бок под солнцем по песчаному пляжу и хохочут от души.
– Расскажите мне, что вы делали после того, как мы с вами расстались, – сказал Джебет.
Майа рассказал. Когда он заговорил о рыжем сержанте, Джебет прервал его.
– Я знаю его. Это хороший вояка, кадровик, зовут его Уэнрайт. Прекрасный солдат. Двадцать лет прослужил в Индии, в семнадцатом году получил крест Виктории. Два года назад его чуть не разжаловали из-за какой-то некрасивой истории. Некий Смит, его подчиненный, хотел выслужиться. Да, черт! После чего рядом со Смитом никто в офицерской столовке не садился, Прекрасный солдат Уэнрайт. Прекрасный старый солдат. Как глупо умереть вот так.
– Умереть по-всякому глупо.
– Верно, – Джебет повернул к Майа свою наивную физиономию, – а главное, непонятно, к чему все это.
Они добрались до ближайшей цепочки солдат. Джебет отошел переговорить с офицером. Офицер обернулся и внимательно оглядел Майа.
Оба встали в хвост очереди.
– Через полчаса, – сказал Джебет, – придет наш черед грузиться в лодку.
Майа посмотрел на часы. Четверть седьмого. В эту минуту очередь зашевелилась и Майа продвинулся на несколько сантиметров.
– А почему так мало лодок?
Джебет улыбнулся.
– Не предусмотрели эвакуации войск…
Майа глядел на толпившихся вокруг солдат. Большинство было без головных уборов, без оружия и даже без вещевых мешков. В своих длинных штанах и в широких рубахах они напоминали туристов или спортсменов, ожидающих прибытия парохода, чтобы отправиться на увеселительную прогулку. Руки они держали в карманах, почти не разговаривали, небрежно сосали сигареты. Словом, ни в их поведении, ни во внешнем облике не чувствовалось нетерпения. Во главе очереди неподвижно стоял, глядя в море, английский офицер, с которым только что переговорил Джебет, Когда к берегу приближалась лодка, он взмахивал рукой. Один за другим томми входили в воду, забирались в лодку. Отсчитав шесть человек, офицер перегораживал рукой путь следующему томми и не опускал руку, пока лодка не отходила от берега.
– Следующая очередь наша, – сказал Джебет.
Майа смотрел, как отчаливает от берега зеленая маленькая лодочка. Нагруженная до отказа, всего с одним гребцом, она еле двигалась. Хорошо еще, что море такое спокойное.
– Лучше бы нам встать в другой хвост, – сказал Джебет.
– Почему?
– Наша лодка возит людей вон на то грузовое судно с мельничным колесом на боку. Проклятая посудина, того и гляди, развалится от старости. Где только они такую рухлядь откопали?
