маневрируя своим самолетом, Кано начал прижимать противника к земле, вынуждая его сделать посадку.
Кано в этот момент страшно ругался про себя: ему казалось, что он ведет прицельный огонь с точным попаданием, а немецкий самолет, рыская, все шел вперед. Кано еще и еще раз выпускал по нему очереди, а затем, уступив место напарнику, стал вертеться над немцем, пытаясь понять, почему он не может его сбить.
И все же советские истребители не дали фашистскому самолету прорваться через линию фронта, и он совершил вынужденную посадку. Кано сделал над ним круг, заметив место, и вернулся на свой аэродром. Отсюда он на У-2 с двумя бойцами полетел к месту посадки немецкого самолета.
Подлетая, Кано чуть отклонился в сторону, чтобы не попасть под вероятный огонь турельного пулемета, но пулемет молчал.
Кано посадил свой самолет в стороне и вместе с двумя бойцами побежал к немецкому самолету- разведчику. Однако там никого не оказалось, а на земле были видны следы крови.
Пошли по следам, просматривая все складки местности. Следы вывели на бугор, затем спустились с него, и метров через двести привели к плетню, за которым находилась хата да полуразвалившаяся баня на отшибе.
Из-за плетня неожиданно появился парнишка лет четырнадцати и шепотом, дрожащим голосом торопливо сказал:
— Товарищи бойцы!.. Они там… Немцы там, в бане. Кровищи натекло страсть!
— А ты что здесь делаешь?
— Я хотел бежать к нашим…
— Сколько немцев в бане?
— Двое. Остальные утекли туда. — И мальчик показал рукой в сторону фронта. — Мне приказали молчать, а то, мол, постреляют. А я их не боюсь. У меня отец на фронте, а мамку немцы убили за картошку… Она мерзлую картошку собирала в поле. Живу я с бабкой…
Антонио, поблагодарив мальчика, направился к бане.
Раненые немцы не оказали сопротивления. Их подвели к У-2 и стали сажать в кабину. Один из них никак не хотел влезать в самолет и кричал, показывая на У-2:
— Рус — фанер! Рус — фанер!
— Ишь ты, — заметил один из бойцов. — Это, мол, фанерный самолет и лететь он на нем боится!
Антонио Кано подошел к фашистскому штурману. Кано немецкого языка не знал и сказал несколько фраз по-французски, вставляя при этом испанские слова.
Немец, лежавший на земле у небольшого камня, насторожился и переспросил:
— Вас? Вас? — А потом сразу затих и, будто что-то вспомнив, сказал, мешая немецкие слова с испанскими: Ту ист эспаньоль?
Разговор становился интересным. Их окружили бойцы. Один из них попросил Кано:
— Ты нам переведи, чего он лопочет.
Кано наклонился к немцу и увидел у него на груди значок, каким гитлеровцы награждали своих летчиков, воевавших в Испании в фашистском авиасоединении «Кондор».
— Этот сукин сын воевал в Испании, — объяснил Кано, показывая на значок. — Может, нам даже приходилось там встречаться с ним в воздухе… Они тогда не очень любили вступать в бой с нашими истребителями, а больше обстреливали мирные села да дороги, по которым шли беженцы… Повернувшись к фашисту, Кано сказал по-испански: — Да, я испанец. И здесь вместе с великим советским народом сражаюсь за священное дело свободы, против фашизма. Наше дело правое, и мы победим!
Один из бойцов высунулся из-за спины Кано и добавил:
— Капут немец, капут! Воевал в Испании, а потом полез в Россию? Вот и подавился русской землей! И Гитлеру будет капут!
Немец хотел что-то сказать, но только лишь съежился и стал опасливо переводить взгляд с одного лица на другое, силясь понять смысл разговора.
Кано махнул рукой:
— Грузите его в самолет.
Гитлеровец продолжал лопотать «рус — фанер», «рус — фанер» и пытался при этом противиться. Кано привязал его к сиденью веревкой.
К Кано подошел тот самый боец, который говорил: «И Гитлеру будет капут!»
— С праздником тебя, Антонио! С двойным праздником: и самолет приземлили, и немца сбили, который воевал на твоей родине! Долеталась фашистская гадина!
Кано поднял руку в приветствии республиканских бойцов в Испании и ответил:
— Пусть это будет еще одним нашим маленьким вкладом в общую победу над ненавистным врагом! Смерть фашизму!
…Во время Курской битвы Антонио Кано вместе с летчиками своей части прикрывал железнодорожные узлы, где скапливались эшелоны с боевой техникой и личным составом.
Утром 6 июля 1943 года четверка их «яков» по тревоге вылетела на железнодорожный узел Валуйки для отражения атаки вражеских бомбардировщиков. На этот раз ведомым у Кано был младший лейтенант Т. Шевченко. Они поднялись на 4500 метров и на западе на высоте 4000 метров увидели группу вражеских бомбардировщиков.
Антонио сообщил об этом на КП и вместе с ведомым атаковал гитлеровцев. Другая пара «яков» связала боем немецкие истребители Ме-109.
За первой группой бомбардировщиков появилась вторая. В налете участвовало до пятидесяти Хе-111 и Ю-88. Летчики фашистских бомбардировщиков, видимо, не ожидали атаки от двух советских истребителей или, возможно, приняли их за свои самолеты, вызванные для прикрытия первой группы бомбардировщиков.
Антонио и его напарник, используя преимущество в высоте, предприняли несколько атак бомбардировщиков врага, поливая их огнем из пушек и пулеметов. В этом бою были сбиты четыре вражеских самолета. Противник вынужден был прекратить прицельное бомбометание и, беспорядочно сбросив бомбы, стал удирать.
Во время боев на Курской дуге испанский коммунист капитан Антонио Кано был заместителем командира эскадрильи.
С северо-запада, из Скандинавии, дул резкий ветер. По небу, прижимаясь к земле, ползли свинцовые тучи, оставляя большие хлопья снега на вершинах высоких сосен. Эти хлопья подхватывал ветер, крутил в воздухе и бросал на самолеты, возле которых находились дежурные летчики. Почти ничего не было видно. Механики, надвинув шапки-ушанки и подняв воротники, ходили возле самолетов и то и дело счищали с машин снег, а там, где образовался лед, они сбивали его длинными круглыми кусками резины.
В это время года погода резко менялась: осень встречалась с зимой, уступая ей свои позиции. С каждым днем становилось холоднее, однако воды Ладоги еще волновались под ветром, и лишь в неглубоких заливчиках образовались корки льда. Ладога превратилась в важнейший путь снабжения осажденного Ленинграда, фронта и населения области. Летом перевозки осуществлялись на пароходах и баржах. Зимой по льду пошли машины. И летом, и зимой эту дорогу охраняло одно из подразделений истребителей. Это была интернациональная по составу эскадрилья. Она входила в 964-й полк 130-й авиадивизии. Командиром этой эскадрильи был испанец капитан Антонио Ариас. Одно из звеньев эскадрильи состояло из испанцев Мануэля Гисбера и Хулиана Диеса, а также чеха, фамилию которого я, к сожалению, забыл.
Среди пилотов кроме испанцев были цыган Михаил Горлов, узбек Азии Досиндодуков, азербайджанец Али Мухамедов, русский, сибиряк Иван Сахарцов, русский из Иваново Сергей Яковлев, украинец Резник, русский Кобин, казах Самехов, русский с Урала Демяновский. Братская дружба связывала воинов этого интернационального подразделения, и они не раз, рискуя жизнью, выручали друг друга в бою.
Ариас хотел, чтобы бои его летчиков с врагом были наиболее результативными, и каждую свободную минуту использовал для подготовки личного состава эскадрильи. Он подбирал летчиков и воспитывал их с такой тщательностью, как это делает опытный педагог. С пилотами у Ариаса установились ровные дружеские отношения, но при всем этом он всегда добивался строгого и неукоснительного выполнения
