приказов. Свой опыт, приобретенный в воздушных боях в небе Испании, он передавал молодым летчикам. Испытания, выпавшие на долю Ариаса, закалили его волю, научили сохранять твердость духа и быстро принимать решения в трудных ситуациях. Он умел оставаться внешне спокойным, хотя порой внутри у него все кипело. Невольно припоминаются дни, проведенные в лагере для интернированных во Франции.
— Я бы хотел поехать в СССР, — сказал нам как-то Ариас после месячного пребывания в лагере.
— Как ты можешь говорить об этом, когда никто, понимаешь, абсолютно никто не заботится о нас?
— А я все-таки поеду в СССР.
Может, он знал больше, чем мы? Нет, конечно, нет! Просто Ариас лучше многих разбирался в политике и, как коммунист, был более закален жизнью. А ведь некоторые из нас часто падали духом и уже теряли всякую надежду выбраться из лагеря. Больше всех волновался Фернандо, и для этого у него были причины. В свои двадцать лет он уже был женат и имел ребенка, и теперь его жена с ребенком находились где-то поблизости в лагере для женщин.
— Послушай, Фернандо, если ты и дальше так будешь маяться, — сказал я ему однажды, — то очень скоро нам придется похоронить тебя здесь, на берегу моря.
— А что мне, по-твоему, делать? — отвечал он.
— Нужно придумать какой-нибудь действенный план. Например, давай проберемся в женский лагерь и поспрашиваем, поговорим… Может, что и узнаем…
— Давай, давай! Этой же ночью и пойдем. Ты пойдешь со мной?
— Да, конечно.
— А если нас подстрелят?
— По-моему, это лучше, чем жить, как мы.
Той же ночью, в кромешной тьме, мы проделали лаз в колючей проволоке и без шума выползли наружу. Однако нас остановили тяжелые шаги по песку. Кровь застучала в висках. Шаги раздались совсем близко и удалились. Мы ползком добрались до ограждения женского лагеря. Его охраняли менее усиленно, чем наш. Колючая проволока здесь была реже, и мы сравнительно легко проникли в лагерь.
Осторожно, за плечи, разбудили женщин.
— Не знаете, где здесь находится женщина с маленьким ребенком? Ее зовут Рамона. У нее черные волосы, одета во все черное.
— Как ее фамилия?
— Льянес!
— Нет, не знаем!
Мы стали расспрашивать одну женщину за другой и в ответ слышали одно и то же: «Нет, не знаем». Мы почти потеряли надежду. Казалось, не осталось в лагере места, где бы мы ни побывали. Случайно под рваным пологом услышали голоса женщин. Они говорили на каталонском диалекте. Рамона ведь из Каталонии!
— Вы не знаете что-нибудь о Рамоне?..
— С маленьким ребенком?
— Да! Да!
— Он родился у нее прямо в горах, в Пиренеях?
— Да, да! — сказал Фернандо, и в глазах его засветилась надежда.
— Знаете… Бедная женщина ждала, ждала, и наконец решила, что она больше не может так жить. Она выехала вчера в Испанию с группой репатриировавшихся женщин.
— А может, она еще в лагере?..
— Нет, мы видели, как она садилась в грузовик.
Фернандо, потрясенный этой новостью, опустился на песок и так побледнел, что казалось, он вот-вот потеряет сознание.
— Послушай, теперь все равно ничем не поможешь. Давай возвращаться в лагерь, — сказал я и положил ему руку на плечо, чтобы хоть немного его успокоить.
— Я не пойду в лагерь, — ответил он будто в полусне.
— Уж не надумал ли ты вернуться в Испанию?
— В Испанию? Нет!
— Тогда что же ты думаешь делать?
— Я отправлюсь в Латинскую Америку!
— Ты что? С ума сошел? У тебя что, билет в кармане, пароход ждет тебя у причала?
— Нет, но я отправлюсь в Америку.
— Скажи мне, по крайней мере, как ты думаешь это сделать? Может, я тоже отправлюсь с тобой…
— Сначала надо пробраться в Марсель, а там посмотрим. — В голосе Фернандо слышалось столько уверенности, что мне его идея показалась и впрямь заманчивой.
— И все же давай подумаем. Ведь только мы отсюда тронемся, как нас сразу же схватят. Кругом полно жандармов и переодетых агентов полиции. И уж тогда нас наверняка определят в более ужасное место, чем этот лагерь.
— Ну и что? Я опять убегу и в конце концов попаду в Америку. А уж оттуда свяжусь с Рамоной. Решено! Ты идешь?
— Да, дружище, да! — согласился я, чтобы как-то успокоить его.
Мы подлезли под проволоку и тронулись в путь. Шли полями, огородами, рощами. Днем отдыхали, а по ночам шли. Крестьяне жалели нас и снабжали едой. Иногда нас подвозили на грузовиках, и тогда водители прятали нас в кузове.
Когда мы прибыли в Марсель, шофер принес нам бутылку вина, немного хлеба, креветок и пригласил перекусить в кабине его грузовика, а сам ушел на разведку в порт. Вскоре он вернулся.
— Знаете, — сказал он, — печальные новости. Пройти почти невозможно, повсюду жандармы. У всех, кто направляется в порт, спрашивают документы. Идти туда опасно, тем более если не знаешь французского языка…
— Много кораблей в порту?
— Много!
— А каких стран?
— Итальянские, японские, мексиканские, есть один из Аргентины…
— Аргентинский… А где он пришвартован? Нам-то он и нужен!
— Далеко, почти в конце причала. Туда добраться ой-ой-ой!
— Тогда попробуем на мексиканский. Попытаемся проскочить на корабль, когда стемнеет, до того как зажгутся фонари. Осторожно подберемся к нему как можно ближе, а потом бегом — и мы на корабле! — развернул свой план Фернандо.
— Ты уверен, что это — самый лучший способ?
— Да, а другого в нашем положении нет. В таком виде, как мы сейчас грязные, оборванные, давно не бритые, — только и попадаться в лапы жандармам!
Почти весь день мы провели, спрятавшись среди бочек, в каких-нибудь двухстах метрах от корабля. Мы видели, как по его трапу спускались и поднимались моряки, как развевался флаг на корме, как жандармы внимательно осматривали всякого, кто появлялся на причале. Рабочий люд не обращал на нас никакого внимания. Несколько маленьких оборвышей что-то искали среди тюков и ящиков с товарами. Натолкнувшись на нас, они чему-то рассмеялись и продолжали заниматься своим делом.
— У нас нет другого выхода. Мы уже около месяца кормим вшей и голодаем в лагере, — как бы убеждая себя в правильности принятого решения, повторял Фернандо. — Ты прав, — говорил я ему, — у нас нет выбора. Это как жребий, когда не знаешь, что выпадет — орел или решка!
— Бедная Рамона. А ты хорошо бегаешь? — внезапно спросил меня Фернандо.
— Не очень. Я ведь был ранен в коленку, но ты не беспокойся за меня. Доберусь — так доберусь, а нет — так нет. Так и договоримся. Пора!
Мы обнялись, осмотрелись еще раз, выжидая, когда подальше отойдет жандарм, и, одновременно выскочив из своего укрытия, бросились к кораблю.
