неведении.
Ее план с треском провалился. Наверное, вмешалась судьба. Лгунья из нее никудышная, так что вся ее игра вышла наружу.
Мысли Корда унеслись далеко в прошлое, когда он, тринадцатилетним мальчиком, в ужасной катастрофе потерял обоих родителей; к его старшему брату, Гэри, который сделал все возможное, чтобы возместить эту огромную потерю. Он так и не перестал тосковать по родителям, особенно по отцу, который играл с ним в бейсбол, брал с собой на рыбалку и всегда выслушивал все, что сын хотел ему сказать.
Малыш, ребенок. Его малыш, его ребенок. О да, он твердо намерен вмешиваться; если понадобится, то и с помощью закона. Он перевернет весь мир, но не отступится от ребенка — ведь он его плоть и кровь.
Глава третья
— Я хочу кое-что узнать, — сказала Эбби холодно. С Кордом Дюраном она могла быть либо холодной, либо злой. Все в этом человеке возмущало ее — и красота, и невозмутимая решимость вмешиваться, даже дорогая машина, на которой он подъехал к Сансет-парку.
— Спрашивай о чем угодно, — ответил Корд. Они сидели в третьем ряду трибун стадиона. Несколько ребят на поле, разминаясь, подбрасывали мячи. На трибунах яркими пятнами выделялись группки зрителей — очевидно, родственники юных спортсменов. Место их встречи Эбби выбрала сама, и Корд подумал, что по иронии судьбы она привела его на детский матч по бейсболу, тогда когда память совсем недавно возвращала его в такие же игры его детства.
— Почему ты не предположил, что ребенок вовсе не твой?
Корд, повернув голову, взглянул на женщину, сидевшую рядом с ним. Корд решил, что она специально села на таком расстоянии, чтобы он не смог коснуться ее.
— Ты никогда бы не связалась со мной, не будь ребенок моим, — ровным тоном произнес он.
Эбби отвернулась, злясь на его хладнокровную рассудительность.
— Что ты собираешься предпринять?
Одетые в повседневную одежду, оба в свитерах и джинсах, они ничем не отличались от остальной публики, как будто пришли сюда просто посидеть на солнышке и поболеть за бейсболистов.
Корд заговорил очень спокойно:
— А что собираешься предпринять ты?
— Неужели нельзя ответить мне прямо?
Он изучал ее профиль, небольшой носик, безупречный цвет нежной кожи, чувственный изгиб верхней губы, длинные ресницы, и внезапно в его сознании блеснуло определение: роскошная. На экране Эбби Форбс была изысканно-привлекательной женщиной, в жизни же — потрясающе красивой.
— Мы так и будем все время рявкать друг на друга, Эбби?
Она закрыла глаза и постаралась успокоиться. Со вчерашнего утра она была злой, напуганной до паники, слишком раздраженной, чтобы заниматься обычными воскресными делами. Отчаяние и тоска сжимали ее сердце всю долгую ночь, лишь усиливаясь от приступов гнева на себя за то, что она как идиотка терзается из-за Дюрана. Эбби резким движением поднялась.
— Я хочу пройтись.
Помедлив несколько секунд, Корд тоже встал, нетерпеливо вздохнув. Он шел позади нее, пока они не вышли со стадиона, затем сказал, растягивая слова:
— Или ты чувствуешь себя значительно лучше, или тренируешься в спринте.
Эбби замедлила свой яростный бег. Корд зашагал в ногу рядом с ней.
— Нет смысла в постоянных перебранках, Эбби. Мы оба связаны друг с другом и должны во всем разобраться.
— Я смогу великолепно во всем разобраться, когда наконец услышу, какие неприятности ты мне готовишь.
Корд схватил ее за руку, и они оба остановились.
— Неприятности возникнут только в том случае, если ты постараешься отстранить меня от моего ребенка, — твердо сказал он.
Она уставилась в его потемневшие глаза, в которых читалась упрямая решительность. Но в ней кипело то же самое чувство.
— Я буду бороться с тобой, Корд, и у меня достаточно влияния в этом городе. Ты меня понял?
Его пальцы сильнее сжали ее ладонь.
— Почему мы должны быть врагами? Я был бы рад любому разумному решению.
— Какому разумному решению? — с подозрением спросила она.
— Я думал, например, о соопекунстве.
— Соопекунстве?.. Ни за что в жизни! — Эбби выдернула руку и зашагала прочь.
Если бы она не была беременной, подумал Корд, я схватил бы ее и швырнул на землю. Никогда еще ни одна женщина не приводила его в такую ярость, как Эбби.
— Есть еще несколько вариантов, — крикнул он ей вслед, решив больше не щадить ее и выложить все начистоту. Предыдущий день и почти всю ночь он провел, рассматривая ситуацию со всех мыслимых углов зрения. Дружеская договоренность о соопекунстве была бы наиболее мирным решением, но Эбби, даже не подумав, отринула эту возможность.
Что ж, ее ожидает жестокое разочарование. Он оставался на месте и ждал, пока она не повернулась и не пошла обратно к нему.
— Какие варианты? — спросила она.
— Может быть, сядем? Вон там есть столик для пикника.
Эбби направилась к столику, игнорируя своего спутника. Выбрав разные скамейки, они оказались лицом друг к другу.
Корд посмотрел ей прямо в глаза.
— Я вижу всего три варианта. Первый — оформление юридического документа о соопекунстве. Второй — судебный процесс, и я тебя уверяю, что битва будет нелегкой. Или же третий — мы можем пожениться.
— Мы можем… что?
— Пожениться. Разумеется, временно. Малыш получит мое имя, что можно было бы устроить и без брака, если бы ты не возражала, и на что ты, похоже, добровольно не согласишься. Общество будет считать, что у нас тишь да гладь, ребенок будет расти в нормальной обстановке. Тебе не придется ничего никому объяснять, особенно начальству. Моим условием остается — не препятствовать при разводе оформлению равных прав на ребенка.
В его глазах не было ни капли дружелюбия. Корд был убийственно серьезен и полон решимости показать это Эбби.
— Давай рассмотрим вариант номер два. Я вызову тебя в суд, Эбби, и подниму такой скандал, который долго будут помнить в этом городе. Ваша телекомпания обожает гласность, но могу гарантировать, что власть имущим не понравится, если имя известного диктора будет красоваться в газетах, да еще по такому поводу.
Эбби дрожала.
— Ты самая отвратительная личность на свете.
— Я не казался тебе столь уж отвратительным одной декабрьской ночью, если мне не изменяет память. Но ты ведь и сама все помнишь о той ночи. Мне нет необходимости напоминать, верно?
Она чувствовала себя слишком униженной, чтобы еще и признать, что не помнит ничего, кроме нескольких поцелуев. Признайся она, этот грубиян не замедлил бы, наверное, выложить все подробности!
— У меня могут быть свои варианты, — слабым голосом произнесла она, мысленно клянясь не допустить слез, как бы тяжко ни было.
