серебром. Рядом лоснился, черный ствол старой яблони, протянувшей свои крюченные ветви навстречу голубому небу.
Дверь дома отворилась, и из нее вышел шериф Блант. Говард тоже выбрался из машины. Они двинулись навстречу друг другу, затем обменялись рукопожатием.
— Извини, что побеспокоил тебя, Говард. Доехал хорошо?
— Все в порядке. И не стоит беспокоиться. Надеюсь, что буду чем-то полезен.
Несмотря на то, что они были одногодки, шериф выглядел моложе и крепче. У Джеба были угловатые прямые плечи, румяное лицо как у человека, много времени проводящего на воздухе. Округленные формы фигуры Говарда и его мягкие белые руки свидетельствовали о том, что его профессия неразрывно связана с письменным столом.
— Ты такой же пожиратель книг, каким я тебя помню? В школе ты прочитывал по пятидесяти книг за четверть учебного года.
— Ты преувеличиваешь. Но я по-прежнему люблю читать. А ты?
— В основном, читаю газеты. И то равно настолько, чтобы от держания их мои руки не стали еще длиннее. Зайдем в дом на чашку кофе. Извини, что не знал о смерти твоей матери и некстати упомянул ее в телефонном разговоре.
Говард молча кивнул и проследовал за шерифом. Внутри дома он почувствовал знакомые запахи детства, и это его удивило. Они сели за кухонный стол, после того как Джеб познакомил его со своим помощником и владельцем фермы.
Говард окинул взглядом кухню. Линолеум на полу заменили. Прежний желто-канареечный буфет для посуды был перекрашен в зеленый цвет. Сердце его учащенно забилось. Рука, державшая чашку кофе, слегка задрожала. И внезапно перед его глазами возникла вторая картина.
Он увидел на этот раз свою детскую комнату. Увидел вошедшую мать, которая мягким прикосновением разбудила его. Он услышал ее тихий голос, и внезапно, словно очнувшись, оказался в прошлом тридцатипятилетней давности. Рука матери, пахнувшая мылом, легла на его плечо.
— Говард, вставай. Ты должен мне помочь.
Он не испугался, поскольку понял, что в голосе матери было отчаяние, а не страх. Она просила о помощи, а не о спасении. Он проследовал за ней на кухню и там увидел отца, лежащего на полу с раскинутыми руками. Его одежда и пол были в крови. Правая нога отца была согнута в колене, пальцы одной руки стиснуты в кулак.
Посмотрев в широко открытые неподвижные глаза отца, Говард замер на месте, ожидая, что тот вскочит на ноги и закричит на них.
Но отец выглядел отрадно спокойным и умиротворенным. Говард подошел поближе, вглядываясь в отцовские глаза, ища в них признаки жизни. Он увидел расширенные до предела зрачки, полностью поглотившие коричневые ирисы. Зрачки не двигались, словно в глазных яблоках отца были выжжены раскаленным железом два черных круглых отверстия. Он протянул руку к мертвому лицу, опустил копчиками пальцев веки, прикоснулся к холодеющим губам и услышал за спиной, как зарыдала мать.
— Говард, ты в порядке? — спросил Джеб с обеспокоенным выражением на лице. — Ты побледнел. Как себя чувствуешь?
— Ничего. Я в порядке. Спасибо. Может быть, нам пора сделать то, ради чего мы здесь? — Говард встал из-за стола и с удивлением отметил, что у него не подкашиваются ноги. Подсознательно он продолжал лететь в черную бездну и уже отдавал себе отчет, что скоро упадет на дно. Выйдя за Джебом наружу, он вспомнил все до мелочей, вспомнил отчетливо прошлое впервые с тех пор, как это произошло. Полностью воссоздал в памяти последовательность происшедшего…
Он нес отца, ухватив его за ноги, точнее за отвороты джинсов. Мать держала отца за запястья. — Постарайся не волочить его, — сказала мать. Они вынесли тело из дома. Затем мать послала его в сарай выкатить ручную тележку. Потом положили отца, фонарь и две лопаты на эту тележку и по очереди потянули ее через пастбище к подножью холма, заросшего лесом. Потребовалось два часа, чтобы вырыть могилу, уложить в нее труп и засыпать землей.
Говард вновь повторил весь этот путь, медленно направляясь к холму. Шериф и его помощник следовали за ним. Тогда, давно, когда он и мать еще жили здесь, он тщательно избегал бывать у могилы, хотя всегда мог точно найти ее.
Теперь могила была разрыта и покрыта пластиком. Ветер трепал края пленки. Его спутники удалили камни, удерживающие покрывало, и обнажили могилу.
— Насколько нам известно, мертвец был одет в рубашку из хлопка с отложным воротником и в джинсы. Эксперт сказал, что к моменту смерти этому человеку было около сорока лет, он отличался крепким телосложением, волосы были черными, кожа смуглая, — Джеб цитировал по памяти описание мужчины, которого разыскивали по заявлениям матери Говарда. — Тебе о чем-нибудь это говорит?
— Нет. Но я, я… — сраженный горем, Говард опустился у края разрытой могилы на колени и горько заплакал. После долгого, долгого падения он, наконец, достиг дна черной дыры, и третья последняя картина из тех, которые он тщательно скрывал даже от собственной памяти, предстала перед ним.
Мать разбудила его поздним утром следующего дня, после того, как перед рассветом они выскребли и вымыли пол на кухне и ручную тележку. С красными вспухшими глазами и стянутыми ниткой на затылке непричесанными светло-рыжими волосами она выглядела уставшей. Но когда она заговорила, в ее голосе звучала убеждающая сила.
— Ты должен пойти на занятия в школу, Говард. Иди и веди себя так, словно ничего не произошло. Я сделала ужасное в глазах бога и людей, и господь покарает меня за это. Однако я себя не виню. Наша жизнь будет отныне лучше. Но никто, кроме нас, не должен знать, что произошло. Ты никому ничего не расскажешь. Ни сейчас, ни позже. Никогда! Держи это в себе и не выпускай. Ты понял?
Он согласно кивнул и отправился на занятия со вздувшимися от мозолей ладонями и страшным чувством опустошенности в груди, сев в обычный желтый школьный автобус. Смерть отца еще витала над его головой день или два, прежде чем найти себе пристанище где-то, куда не простирался его взгляд. И он забыл о ней.
Но все это время существовала, оказывается, черная дыра, которой он боялся и которая угрожала поглотить его. И теперь, когда он знал, что она существовала и что он способен заглянуть в нее, он понял, что на самом деле побывал в ней. И что это был единственный способ преодолеть страх. Словно снова, будучи ребенком, он победил боязнь темноты, оказавшись в ней один, став частью ее, осознав ее сущность, ощутив внутреннюю пустоту, вызванную смертью отца. Он достиг, наконец, дна, и наступила пора выбираться наружу.
Говард поднялся на ноги и вытер слезы с лица краем рукава своего пиджака.
— В могиле лежит мой отец, — сказал он тихо, но отчетливо и просто.
Джеб кивнул головой. — Спасибо, Говард. Хочешь вернуться?
— Да.
Джеб увидел как бесконтрольно запрыгало адамово яблоко на шее его помощника, как рука его потянулась к кобуре револьвера, а другая к поясу, где висели наручники. Джеб нахмурил брови и сделал пальцами отрицательный жест.
Когда они вновь подошли к дому, шериф положил ладонь на плечо Говарда.
— Не хочешь ли ты заночевать у меня сегодня? Темнеет, да и на дорогах определенно появится гололед. У меня есть свободная комната, ведь сын живет в студенческом общежитии.
— Я захватил цепи на колеса. Но, пожалуй, я останусь у тебя. Спасибо за приглашение. Чувствую, что устал. Ты уверен, что я вас не стесню?
— Без проблем. Давай-ка я поведу твой пикап. Ден возьмет мою машину. Садись в кабину, пока я распоряжусь.
