Воздушная битва за Севастополь 1941—1942

От взрывов вокруг «Сванетии» поднимались огромные всплески, от которых судно накрыва­лось водой вместе с людьми, находившимися на мостике и открытых палубах. Благодаря умелому маневрированию по­ паданий удалось избежать, за исключением одного — бомба, сброшенная одним из самолетов, пробила дымовую трубу, шлюпочную палубу и вылетела за борт, не взорвавшись.

Во время налета бомбардировщиков эсминец «Бдительный» находился по правому борту «Сванетии» и после семафора с нее «Лаг и компасы не работают!» занял место ведущего. Ожи­давшиеся два самолета прикрытия так и не появились. Интен­сивным огнем кораблей один самолет считался сбитым и один поврежденным. После налета команда немедленно при­ступила к ликвидации многочисленных мелких повреждений.

В 15.55 с запада показались девять низколетевших торпедо­носцев. «Бдительный» пошел им навстречу, а «Сванетия» про­должала идти курсом на восток. Торпедоносцы разделились на три группы: одна из них заняла позицию для атаки с носовых курсовых углов правого борта теплохода, вторая — с левого борта, а третья маневрировала в готовности впереди по курсу.

Эсминец продолжал оставаться с левого борта. Несмотря на ожесточенный огонь с кораблей, во время которого один торпедоносец был сбит (не подтверждается), остальные сбро­сили торпеды с дистанции 1100—1300 м. Когда торпеды упали в воду, командир транспорта скомандовал: «Право на борт!», в результате чего удалось уклониться от пяти снарядов, кото­рые прошли в 5 м от правого борта. Тем не менее в 16.10 од­новременно с обоих бортов в носовую часть «Сванетии» попали две торпеды. Взрывной волной людей с мостика выбросило на шлюпочную палубу. Транспорт получил дифферент на нос. Был дан приказ: «Полный назад!» — затем: «Стоп машины!»

«Сванетия» начала крениться на левый борт, и когда крен достиг 40 , машинной команде было приказано покинуть по­мещение. После взрыва торпед среди пассажиров началась паника. Медицинский персонал самоотверженно выносил из уцелевших помещений раненых и спускал их в воду по левому борту, где вода доходила до палубы. Командиры отряда и транс­порта прыгнули в воду при погружении судна, но не успели от­плыть и двух метров, как «Сванетия» опрокинулась на левый борт, накрыв корпусом три шлюпки и часть плавающих людей.

В 16.30 транспорт скрылся под водой, продержавшись на плаву после попаданий всего 18 минут. После гибели судна торпедоносцы сделали по три захода над плавающими людь­ми, расстреливая их из пушек и пулеметов. В это время «Бди­тельный» скрылся из видимости, маневрируя и отбиваясь от атак торпедоносцев. Только через полтора часа после ухода самолетов «Бдительный» вернулся к месту трагедии и подоб­рал 157 оставшихся в живых людей, 17 из которых вскоре скончались. Всего же из числа находившихся на транспорте погибли 753 человека.

Гибель «Сванетии» произвела большое впечатление на ко­мандование флота. 20 апреля Октябрьский получил шифровку от наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова с требованиями осуществ­лять перевозки в Севастополь только на быстроходных транс­портах и боевых кораблях, включая подводные лодки, обеспе­чивая транспорты сильным охранением и прикрытием с воз­духа. Каждый переход конвоев в Севастополь и обратно предписывалось осуществлять как самостоятельную опера­цию ЧФ. Одновременно нарком приказывал все перевозки через Керченский пролив осуществлять только на мелких су­дах, используя крупные для перевозки тяжеловесных грузов.

Если проанализировать это и предыдущие указания по ор­ганизации снабжения Севастополя, то за внешней правиль­ностью и кажущейся неизбежностью принимаемых решений проглядывает еще ряд моментов, с которыми нельзя согла­ситься, по крайней мере полностью. Во-первых, что, собст­венно, изменилось в обстановке по сравнению с мартом, ко­гда перевозки в Севастополь осуществлялись на судах всех типов? Немцы стали чаще нападать? Нет, за 17 дней апреля это нападение на трассе Севастополь — Кавказ было первым. Да, немцы потопили один из быстроходных транспортов, ко­торых к тому времени на Черном море оставалось не более пяти («Абхазия», «Грузия», «Сванетия», «Анатолий Серов» и «Белосток»), но почему это произошло? Разве это было так уж неизбежно? Ведь если бы транспорт имел не один, а 4—5 ко­раблей и катеров охранения, прикрывавших его от атак со всех направлений, дистанции сброса торпед у самолетов противника выросли бы, и уклонение значительно облегчи­лось. Сравнительный анализ практики советской и немецкой обороны коммуникаций показывает, что в условиях усиления противодействия противника с воздуха немецкое командова­ние стремилось создавать большие по размерам конвои (до 10 судов), сосредотачивая для их сопровождения эскортные корабли из соотношения 1,5—2,5 на одно охраняемое судно. Советское же, наоборот, снижало количество судов в конвое до одного, при том что количество эскортных кораблей могло колебаться в весьма широких пределах — от одного, как это было со «Сванетией», до семи. Несомненно, что семь кораб­лей охранения могли защитить даже конвой из двух-трех су­дов. Увеличение количества судов в караване выглядит впол­не логичным хотя бы потому, что шансы на то, что вражеской авиации удастся потопить все три судна, выглядят гораздо скромнее, чем вероятность потопить одно. Тем не менее ко­мандование на создание таких конвоев не шло. Почему? Представляется, что для этого было несколько причин, а именно: низкая пропускная способность портов погрузки и выгрузки, боязнь того, что крупный конвой привлечет к себе внимание больших сил противника, которыми на самом деле немцы в то время не располагали, а главное — отсутствие не­обходимой теоретической разработки вопросов организации конвоев в довоенное время, неумение и нежелание занимать­ся решением всех возникавших при их организации вопросов уже во время войны.

В этом плане весьма показателен следующий момент, запи­си о котором были обнаружены в семейном архиве после смер­ти адмирала Н. Г. Кузнецова: «Серьезные разногласия с коман­дующим флотом у меня были весной 1942 г. Мне и начальнику Главного Морского штаба к тому времени становилось оче­ видным, что новые условия на морском театре — с оживлен­ными морскими коммуникациями из кавказских портов в Се­вастополь и Керчь и необходимостью вести более активную работу с увеличившимся к тому временем флотом противни­ка — настоятельно требовали нахождения Военсовета флота со своим флагманским командным пунктом там, откуда дей­ствует весь флот, т. е. на Кавказском побережье. К тому же Ставка и Генштаб настоятельно требовали более надежного обеспечения транспортов в море в условиях особой активи­зации авиации немцев.

На мой первый устный доклад и предложение о переносе КП флота Сталин определенного ответа не дал, а когда в ап­реле 1942 г. я повторил свой доклад и назвал даже кандидата на должность командующего СОРом (генерала С. И. Кабано­ва), то, вылетая 23 апреля 1942 г. вместе с маршалом С. М. Бу­денным в Краснодар, я попутно получил указание перегово­рить по этому поводу с Ф. С. Октябрьским. Прибывший туда Октябрьский в присутствии С. М. Буденного попросил разре­шения подумать, а дня через два дал отрицательный ответ. Я, ко­нечно, не мог знать, как сложатся события дальше, но отрица­тельный ответ командующего, к тому же посланный прямо в ад­рес Верховного, заставил сохранить прежнюю организацию.

Я был удивлен, помня, как упрямо он настаивал на перено­се своего ФКП на Кавказ, когда обстановка требовала пребы­вания Военсовета флота в Севастополе и непосредственного руководства обороной (имеются в виду события начала нояб­ря 1941 г. — М. М.). Теперь же, когда ожидалось наступление из Севастополя на Симферополь, что лучше всего мог сде­лать сухопутный начальник, такой, как генерал И. Е. Петров, Ф. С. Октябрьский категорически и, я бы сказал, с обидой вы­сказался за оставление его в Севастополе. Вскоре это ото­звалось, когда в конце июня 1942 г. пришлось оставлять Се­вастополь, Военсовету вылететь на Кавказ». Иными словами, адмирал Октябрьский уже примеривал лавровый венок за­щитника Севастополя и освободителя Крыма, в то время как его присутствие требовалось в портах Кавказа. Там за него командовал начальник штаба, который, впрочем, был лишен Октябрьским права отдавать самостоятельные распоряже­ния. Каждое принимаемое им решение требовало подтвер­ждения Октябрьского, и хотя последний всегда утверждал их, давать начальнику штаба самостоятельность он не собирал­ся. На эти согласования уходила уйма времени, но командую­щий ЧФ не считал такое положение вещей недостатком.

При хорошем охранении шансы на прорыв в Севастополь имелись и у тихоходных судов, некоторое количество которых все еще оставалось в распоряжении командования ЧФ. Но оно отказывалось от их использования без борьбы. Вместо того чтобы охранять транспорты, боевые корабли Черномор­ского флота теперь сами становились перевозчиками грузов. По сравнению с пароходами и теплоходами их транспортные возможности являлись весьма ограниченными. Например, лидер эсминцев или эсминец могли принимать до 500—700 т различных грузов, тогда как нормальный транспорт в 4—5 раз больше. Кстати, суда типа