генерала из окружения Лиу очень внимательно посмотрели на Ремо и шёпотом обменялись с Лиу несколькими фразами. А один из них сказал на ломаном английском языке «Destoyer[4] Шива», что означало, очевидно, нечто связанное с военно-морским флотом.
Завтра в полдень им официально покажут Дворец Культуры Трудящихся в закрытом городе — в качестве знака особого благорасположения.
На Чиуна все эти свалившиеся почести не произвели никакого впечатления. Он вёл себя очень холодно с того самого момента, когда Ремо почувствовал боль в сердце от знания того, что Чиун может в любой момент убить его. А Чиун был подавлен тем, как Ремо расценил это.
Обстановка обострилась до крайности после того, как Ремо позвонил Смиту и доложил об успешном окончании задания. Смит долго молчал, а затем приказал Ремо передать Чиуну, что «его синие бабочки уже прилетели».
— Неужели вы не могли придумать более умный сигнал? — спросил Ремо.
— Это для вашей же пользы. Сообщите это Чиуну.
Вот так и случилось, что в их гостиничном номере
Ремо ещё раз решил испытать судьбу и посмотреть, что же из этого получится. Ремо уже не так страшился вступить в схватку с Чиуном, при условии, конечно, что он знал все те приёмы, которые были Чиуну известны. Но у Ремо было секретное оружие, которое могло застать Чиуна врасплох. Прямой удар справа в челюсть, которому он научился в боксёрской школе в Нью-Йорке. Оружие, конечно, не идеальное, но могущее сработать.
Ремо занял место в центре комнаты и изготовился к нападению. Затем он тихо сказал:
— Чиун, Смит говорит, что твои синие бабочки прилетели.
Чиун сидел на полу, приняв позу «лотос», и смотрел в телевизор, переживая, должен ли молодой доктор сообщить матери больной лейкемией девушки о характере её заболевания; это была особенно щекотливая задача, поскольку когда-то у него был роман с женщиной и он не знал, кто является отцом девочки — он или Брюс Барлоу, который был фактическим хозяином города, где все они жили. Брюс Барлоу, кстати, подхватил венерическую болезнь, возможно от Констан Ланс, с которой был обручён отчим врача. Отчим имел слабое сердце, и любое плохое известие могло привести к необратимым последствиям. Кроме всего, Барлоу, как понял Ремо, в течение двух дней смотревший эту чепуху, раздумывал над тем, не пожертвовать ли ему приличную сумму для покупки аппарата «искусственной печени» для спасения Долорес Бэйнс Колдуэлл, которая, если она выживет, мечтает окончить своё исследование в области раковых заболеваний. Это всё должно было случиться до того, как лаборатория перейдёт в руки пока ещё неизвестного Дэвиса Маршалла, с которым жертва лейкемии встретилась во время каникул в Дулуте, штат Миннесота.
— Чиун, — повторил Ремо, готовый распрощаться с миром в неуютном гостиничном номере с серо- белыми жёваными простынями. В комнате стоял собачий холод. — Смит говорит, что твои синие бабочки уже прилетели.
— Да, хорошо, — сказал Чиун, не отрывая глаз от экрана. Ремо ожидал, когда кончится это представление, но Чиун так и не пошевелился. Неужели он хотел застать его врасплох во время сна?
— Чиун, — повторил Ремо, в то время как Вэнс Мастерсон обсуждал с Джеймсом Грегори, районным прокурором, судьбу Люстиль Грей и её отца, Питера Фенвика Грея, — твои бабочки прилетели.
— Да, да, — подтвердил Чиун. — Ты это говоришь уже в третий раз. Помолчи.
— Разве это не сигнал для того, чтобы ты убил меня?
— Нет, это сигнал мне — не убивать тебя. Помолчи.
— Значит, ты убил бы меня?
— Я сейчас с удовольствием прикончу тебя, если ты не заткнёшься.
Ремо подошёл к телевизору и ребром ладони разбил пыльный конец трубки. Чиун с ужасом наблюдал за гаснущим экраном. Ремо выскочил из комнаты и побежал по длинному коридору. В беге по прямой он мог обставить Чиуна. Он в несколько прыжков спустился по лестнице в вестибюль гостиницы, остановился у открытого окна и стал истерически, пока не выступили слёзы, хохотать. Вечером он прокрался в номер. Чиун продолжал сидеть в той же самой позе.
— Ты человек без сердца и души, — начал свою отповедь Чиун. — Лишённый к тому же интеллекта. Разозлённый истинностью того, что, как ты знаешь, должно быть правдой, ты по своей глупости пытаешься выместить свой гнев на человеке, для которого убить тебя было бы гораздо болезненнее и тяжелее, чем умереть самому. Ещё ты беззаботен. Ты оставил меня стеречь генерала, тогда как это твоя обязанность.
— Ты хочешь сказать, что тебе легче умереть самому, чем убить меня? — спросил Ремо.
— А тебе что, от этого лучше? Я не понимаю тебя, — обиделся Чиун.
И всё время по пути в Пекин Чиун держался холодно и отстраненно.
Сейчас, на улице, в столице Китая, Ремо понял вдруг, что тревожило его в людских взглядах.
— Чиун, — попросил он. — Побудь здесь и понаблюдай за мной. Скажи охранникам, чтобы они оставались с тобой.
Ремо не стал выжидать. Он натянул свой шерстяной, грубой вязки, синий свитер на лёгкие светло- коричневые брюки и, не торопясь, вышел на главную магистраль, по которой проезжали редкие автомобили. Он прошёл мимо витрин магазинов, над которыми висели огромные плакаты с китайскими лицами, мимо рядов с портретами Мао, а затем вернулся к Чиуну и двум охранникам. Один из них сидел на тротуаре, зажав руками пах. Второй вежливо и в то же время вымученно улыбался.
— Он сказал, что тебе не разрешается ходить в одиночку, — объяснил Чиун, кивнув в сторону сидевшего на тротуаре охранника.
— Ты наблюдал? — спросил Ремо.
— Я видел тебя.
— Ты наблюдал за людьми?
— Если ты подразумеваешь, понял ли я, что твоя теория относительно исчезновения генерала Лиу в Бронксе до смешного глупа, тогда ты прав. Никто, разумеется, не похищал его. Любые похитители были бы немедленно замечены. Лиу исчез в одиночку. И так же, как и ты сейчас, не привлёк ничьего внимания.
— Тогда, если он исчез один?…
— Конечно, — подтвердил Чиун. — Ты этого не знал? Я понял это сразу же.
— Почему же ты мне ничего не сказал?
— Вмешиваться в ход мыслей человека, воплощающего в себе Гийома Айронсайдса, Перри Мейсона, Мартина Лютера Кинга, Уильямса Роджера Фрейда?
«Итак, — подвёл итог Ремо, — генерала Лиу не похищали. Он приказал водителю повернуть на Джером-авеню. Застрелил обоих охранников. Затем вышел из машины, сел на поезд и встретился со своими сообщниками в Чайнагауне. Он посылал людей расправиться со мной, потому что я представлял единственную реальную угрозу его плану — сорвать визит премьера. И он застрелил Мэй Соонг, которая знала об этом, чтобы та не разболтала всё, что ей было известно. Сейчас он находится в Пекине, этот большой герой, представляющий теперь гораздо большую опасность, чем раньше».
— Вопрос, Чиун, в том, что мы будем делать?
— Если ты нуждаешься в моём совете, то он гаков: занимайся своим делом, и пусть эти подонки пожрут друг друга, как пауки в банке.
— Я ожидал от тебя этого, — признался Ремо.
Возможно, ему следует поделиться мыслями с кем-нибудь из американской миссии. Но никто из состава миссии не знал его. Единственное, о чём они были осведомлены, это то, что у него имелось два билета на обратный рейс в аэропорт Кеннеди и что его не следовало беспокоить.
Может быть, позвонить Смиту? Но как? У него уже и так было достаточно сложностей, когда он звонил Смиту из Нью-Йорка.
Оставить всё это китайцам, пусть разбираются сами! Но он разозлился, и разозлился не на шутку. Этот сукин сын застрелил свою жену. Да что жена — ему было наплевать на миллионы людей, которые могут погибнуть в новой войне. Он жаждал этого. А это уж никуда не годилось. Хуже всего было то, что Лиу пошёл на эти преступления с чистой совестью. Считал, что у него есть моральное право так поступать. Вот болван! Эта самонадеянность больше всего задевала душу Ремо.
