На третьей странице красовались карандашные портреты «двух тайных агентов, разыскиваемых за убийство».
— Ты хочешь сказать, что это я? — изумился Чиун.
— А кто же еще?
— Гм, но где же радость, где выражение любви, мудрости, где подлинная внутренняя красота?
— Тсс, я читаю. Генерал утверждает, что мы — убийцы, работающие на какую-то секретную организацию. По мнению газеты, речь идет о ЦРУ.
— Что ж, во всем можно отыскать что-то хорошее. Хотя я не вижу в этом портрете ни малейшего сходства с собой, приятно, что искусство Синанджу наконец начинает пользоваться признанием.
— Дурень-генерал провел по этому поводу целую прессконференцию.
— Пресс-конференция... — задумчиво произнес Чиун. — А что, неплохая идея. Представь себе, сколько заманчивых предложений посыпалось бы на нас, если бы люди узнали о нас и наших возможностях.
— Да, но этот генерал вешает на нас убийство Кауфманна!
— Кого-кого?
— Кауфманна. Помнишь того парня в гарнизоне?
— Но ведь его убили из огнестрельного оружия.
— Совершенно верно, — кивнул Римо.
— Разве они не знают, что мы не прибегаем к пулям? — В голосе Чиуна звучали неподдельная обида и праведный гнев.
— Наверное, нет.
— Какой ужасный поступок совершил этот генерал! — вздохнул Чиун. — Кто-то прочтет это и поверит.
Римо и Чиун покинули станцию метро и вышли на противоположную сторону улицы.
— Дело принимает серьезный оборот, — молвил Римо.
— Когда дела принимают серьезный оборот, к ним надо относиться серьезно.
— Что? — переспросил Римо, складывая газету.
— Что-то в этом роде сказал однажды ваш президент.
— А-а... В общем, мы попали в переплет. Дрянной генералишка нас засветил. Теперь на нас откроется форменная охота.
— Не беспокойся. Меня никто не узнает. Разве этот портрет хоть немного похож на меня?
— А я?
— У тебя тем более не будет проблем, — заверил его Чиун.
— Это почему же?
— Потому что все белые на одно лицо. Тебя не отличишь от других.
Глава 10
— Вы замечательно работаете, Смитти! Вам не приходила в голову мысль ходатайствовать о преждевременном выходе на пенсию?
— Слушайте, Римо...
— Нет, это выслушайте! Вчера на нас ополчается министерство юстиции, сегодня какой-то генерал... Нас весь вечер показывают по телевизору и песочат в газетах. Того и гляди, пригласят в шоу Дэвида Саскинда. И вы советуете мне не беспокоиться? Что это на вас нашло?
— Портрет не имеет с вами ничего общего, — сказал Смит. — Откровенно говоря, я просчитался, Я не предполагал, что генерал Хапт перейдет в контрнаступление.
— В общем, у меня для вас новость генерал Хапт сильно меня огорчил. Теперь мне придется огорчить его. При первом же удобном случае.
— Всему свое время, — ласково ответил Смит. — Сейчас главное — дети. Вы что-нибудь выяснили?
— Уорнер Пелл. Это была его идея.
— Тогда почему его прикончил его же собственный подручный? — поинтересовался Смит.
— В делах Пелла была замешана женщина — Сашур Кауфперсон. Когда запахло жареным, он собрался ею прикрыться, вот она и надоумила одного из мальчуганов заткнуть ему рот.
— Что еще за фамилия — Кауфперсон?
— С одним "н".
— Я не об этом. Мне никогда не приходилось слышать фамилию Кауфперсон.
— Раньше она была Кауфманн. Ее муж — один из уничтоженных свидетелей.
— Где она сейчас?
— Она у меня под замком. Об этом можете не беспокоиться.
— Ладно, — сказал Смит. — Оставайтесь на месте. Я с вами свяжусь.
— Можете написать то, что хотите нам передать, на рекламных щитах, — буркнул Римо. — Теперь о нас все знают, так чего соблюдать секретность?
— Я позвоню, — холодно заключил Смит и повесил трубку.
Римо бросил телефонный аппарат в мусорную корзину и повернулся к Чиуну, который разворачивал в центре комнаты свою спальную циновку.
— Римо, убери, пожалуйста, отсюда эту кушетку.
— Она тебе не мешает. Тут достаточно места для целого кукурузного поля.
— Она мешает мне думать, — сказал Чиун. — Убери ее.
— Сам убери. Не желаю заниматься тяжелым ручным трудом.
— Погоди. Разве в соответствии с распоряжением императора Смита мы не являемся равноправными партнерами?
— Да не император он, Чиун! В тысячный раз тебе повторяю!
— Дом Синанджу много веков работал на императоров. Раз он нас нанимает, значит, он — император. — Довольный собственной логикой, Чиун повторил вопрос: — Разве мы не равноправные партнеры?
— Не понимаю, почему наше равноправие налагает на меня обязанность двигать мебель?
— Все поровну, — объяснил Чиун. — Я стелю себе постель — это моя часть работы, а ты двигаешь мебель — это твоя часть работы.
— Прекрасно, И впрямь поровну: ты ложишься спать, а я двигаю мебель. Ну что ж. У тебя не найдется пианино, чтобы я снес его вниз?
Он нагнулся к кушетке и, положив руки на подлокотник, подвигал ее туда-сюда, чтобы примериться к ее тяжести.
— Двигай мебель! Узнавай, кто убийца! Вынюхивай, кто стоит за спиной у детей!.. А они тем временем знай показывают меня по телевизору! Выгребай мусор, избавляйся от трупов... Должен признаться, что я сыт всем этим по горло.
Он надавил на подлокотник обеими руками, причем правой ладонью — сильнее, чем левой. Кушетка встала на попа, и Римо подтолкнул ее. Кушетка отъехала в сторону на двух ножках, подобно яхте, разрезающей волну. На пути ей встретился стул; Римо усилил нажим правой ладонью, и кровать объехала стул. Приближаясь к стене, кровать замедлила движение, передние ножки опустились и коснулись пола. До стены остался ровно один дюйм. Стена и кушетка могли служить наглядной демонстрацией явления параллельности.
— Тебе бы только играть в игры! — сказал Чиун, расправляя циновку.
— Двигать мебель — никакая не игра, — ответил Римо. — Впредь будешь двигать кушетки самостоятельно.
— Непременно! Впредь я сам буду двигать кушетки. А ты будешь заниматься стульями. Равноправие так равноправие. Кстати, убери-ка вот этот стул. Он...
— Знаю, он мешает тебе мыслить.
Римо поднял стул и швырнул его в противоположный конец комнаты. Стул благополучно приземлился на спинку кровати.
— Ты, Смитти, эта работа — деваться от вас некуда.
— Вот и славно. Неудовлетворенность своей участью — свидетельство возмужания. Ты больше не ребенок, Римо. Подумать только! — Чиун неожиданно возликовал, — В один прекрасный день из безмозглого, своевольного, никчемного дитяти ты превращаешься...
