матерью, не так ли?
— Кто? — переспросила девушка, останавливаясь под огромной люстрой, которая выглядела как перевернутый вниз головой стеклянный куст.
— Эта несчастная. Женщина, которую убили.
— Ах, мама! Да, она умерла. Просто не могу в это поверить.
— Я пришел, чтобы помочь, — сказал Римо.
— Просто не могу в это поверить, — повторила девушка. — Шесть-четыре, шесть-два, шесть-ноль. Четыре раза я запорола подачу. Со мной никогда такого не случалось.
— Так вы о теннисе? — воскликнул Римо. — Вы огорчены из-за того, что проиграли партию в теннис?
— Проиграла? Да это был настоящий разгром. Меня зовут Бобби Делфин. Чем могу быть полезна?
— Боюсь, вы оказались втянутой в настолько ужасную историю, что и представить себе не можете. Я пришел в связи с убийством вашей матери и хочу вам помочь.
— О маме позаботятся. Она уже в морге. И похоронами уже занимаются. Шесть-четыре, шесть-два, шесть-ноль. И четыре запоротые подачи. Четыре! Вы можете себе это представить?
— Мисс Делфин, — мрачно произнес Римо. — Убита ваша мать. Боюсь, полиция ничего не сможет сделать, а вот я смогу.
— Что вы имеете в виду? — спросила девушка.
В ней было какое-то дерзкое обаяние и такое милое личико, словно художник-мультипликатор специально нарисовал ее для рекламы зубной пасты. «Симпатичная», — подумал Римо. «Белая», — подумал Чиун.
— Убийство вашей матери, — сказал Римо.
— У нее больше нет проблем, а вот у меня есть. Оставьте меня в покое. Надо же, четыре двойные подачи! — Она покачала головой и отвернулась, но тут заговорил Чиун.
— Я могу научить тебя никогда не совершать повторных ошибок, — сказал он девушке, бросив на Римо презрительный взгляд. Ибо как он любил повторять: «Говорить правду дураку — значит, быть дважды дураком».
— Неправильных двойных подач, — поправила Бобби Делфин.
— Да, верно.
— Вы даже не знаете, как это называется.
— Я же не сказал, что буду учить тебя говорить об игре. Я буду учить тебя играть. Все спортивные игры одинаковы.
— Теннис не похож на другие игры.
— Он такой же, как все другие. И выигравшим оказывается тот, кто не дает невежеству победить себя.
— У меня было двадцать восемь профессиональных инструкторов, и мне не нужна жалкая философия какого-то азиата, — заявила Бобби.
— Ага, этот инструмент должен по чему-то ударять, — заметил Чиун, указывая на ракетку.
— Выставьте этих двоих за дверь, — обратилась Бобби к дворецкому.
Тут в мерцающем свете люстры мелькнули длинные пальцы Чиуна. В мгновение ока ракетка оказалась в его руках, а ошарашенная Бобби осталась стоять, открыв рот. Чиун едва заметно взмахнул ракеткой, а затем, легко подпрыгнув, сбил с люстры хрустальные подвески, словно урожай сверкающих ягод. В ту же секунду он был уже на земле, и хрусталинки посыпались в его раскрытую ладонь. А потом резким взмахом ракетки он, один за другим, отправил подвески в дальний конец зала, где стояло большое кресло. Семь хрусталинок проделали в парчовой спинке дырку с кофейную чашку величиной. Из дырки торчал белый пух.
— Вы ведь даже не переносили центра тяжести, не делали замаха, — восхищенно произнесла Бобби.
— Я пришел помочь, — сказал Римо.
— Заткнись, — ответила девушка.
— Пойду достану подвески, — сказал дворецкий.
— Заткнись, — последовал ответ.
— Забудь обо всем, чему тебя учили, — сказал Чиун. Ведь ты бьешь не ногами, а вот этим инструментом. Я берусь всему тебя научить, но прежде ты должна помочь мне.
— Говори как.
— Делай так, как велит мой ученик.
— А что ему нужно?
— Не могу тебе объяснить. Мне кажется, он и сам не знает, чего хочет.
Первым делом Римо обследовал кабинет миссис Делфин. Чиун наблюдал за ним, а Бобби сидела в кресле и от скуки барабанила пальцами по столу.
— Значит, здесь была убита твоя мать? — спросил Римо.
— Да, здесь, — и Бобби фыркнула, надув щечки. — Полицейские говорят, что здесь ничего нельзя трогать.
Кровь на письменном столе и на полу уже высохла. Вдруг Римо заметил какой-то окровавленный предмет с острой верхушкой и взял его в руки, повредив запекшуюся коричневатую пленку. Пресс-папье в форме пирамиды. Его края глубоко отпечатались на столе из твердого дерева. Очевидно, кто-то сильно оперся об него. Или кто-то на нем лежал. Затем Римо заметил в чернильнице желтое перо. Комната была выдержана в строгих тонах — коричневое полированное дерево, темные рамы, темная обивка, но это перо было ярко-желтым. Римо поднял его и заметил, что у него нет острия.
— До убийства твоей матери это перо было здесь? — спросил Римо.
— Не знаю. Это ведь ее кабинет. Я никогда сюда не входила. — И она, махнув ракеткой, посмотрела на Чиуна.
— Потом, — произнес он.
— А теперь я хочу поговорить с полицейскими и взглянуть на тело, — сказал Римо.
Лейтенант из отдела по расследованию убийств встретил скорбящую дочь Бобби Делфин и двух ее друзей в городском морге, который напоминал огромную больничную палату в белых тонах с большими стальными ящиками, установленными в ряд с одной стороны.
— Послушайте, — сказал лейтенант — в углу его губ прилипла незажженная и растрепанная сигара, — из-за вас я нарушил все свои планы. Но я тоже нуждаюсь в помощи. Надеюсь, мисс, вы уже в состоянии ответить на некоторые вопросы.
Бобби взглянула на Римо. Он кивнул.
— Мы не думаем, что убийство совершено по личным мотивам, но все же, мисс Делфин, не можете ли вы назвать кого-нибудь, кто имел зуб на вашу мать? Кто мог желать ее смерти? — спросил лейтенант.
— Да любой, кто ее близко знал, — ответила Бобби и снова изобразила рукой движение ракетки.
«Потом», — сделал ей знак Чиун.
— Включая и вас?
— Нет. Я же говорю: кто близко ее знал. Что полностью исключает меня и пять ее мужей.
— Значит, она была человеком холодным?
— Только с родственниками. С остальными она держалась враждебно и заносчиво.
— А не занималась ли ваша мать какой-либо рискованной деятельностью?
— Назовите любые шесть вариантов. Она была членом многих организации и заседала в таком количестве комитетов, что тому убитому конгрессмену и не снилось.
— Мы уже нашли человека, который работал с ней в одном из таких комитетов. В комитете по сохранению музейных ценностей. Это вам о чем-нибудь говорит?
— Нет, — ответила Бобби, и Чиуну вновь пришлось сделать ей знак, что теннис придется отложить на потом.
— Как на ваш взгляд, у вас хватит выдержки взглянуть на останки? Завтра будет произведено вскрытие.
— А мне сказали, что у нее вырвали сердце. Какой же смысл тогда проводить вскрытие? — удивилась
