Бобби. — Ведь она скорее всего умерла из-за этого.
— Было совершено убийство. Таков порядок.
Лейтенант выдвинул стальной ящик, который снаружи походил на ящик картотеки. Белая простыня в коричневых пятнах покрывала что-то, состоявшее из возвышенностей и углублений, словно предгорья Вайоминга в миниатюре.
— А теперь возьмите себя в руки, — и с этими словами лейтенант откинул простыню.
Лицо миссис Делфин представляло собой замороженный, воскового цвета, искаженный кусок плоти. Рот был приоткрыт, и морщины, успешно скрытые при жизни, теперь выступили наружу, испещрив все лицо. Дряблые груди обвисли, словно растаявший зефир в целлофановых пакетах. А там, где когда-то была грудная клетка, теперь зияла темная дыра с запекшейся кровью по краям.
— Мы считаем, что убийцы использовали какой-то примитивный нож и клещи, объяснил детектив. — Тщательный анализ дал те же результаты, что и по делу об убийстве конгрессмена. Большую помощь в расследовании оказало ФБР. Они даже пригласили кардиологов и хирургов.
— Что такое клещи? — тихо поинтересовался Чиун.
— Это такая штука, с помощью которых тянут, что-то вроде щипцов, — ответил лейтенант.
Чиун мотнул головой. Тонкая бородка взлетела вверх и замерла.
— Нет, — произнес он. — Ваши эксперты ошибаются. Рана нанесена каменным ножом.
— Откуда вы знаете, черт возьми? — недоверчиво воскликнул лейтенант.
— Просто смотрю. Если вы присмотритесь хорошенько, то увидите, что здесь нет разрывов, которые возникают, когда тело в ярости рвут руками. А есть маленькие горизонтальные надрезы вдоль артерий, которые сделаны каменным ножом. Вы когда-нибудь мастерили каменный нож?
Детектив ответил отрицательно.
— Для изготовления каменного ножа, — принялся объяснять Чиун, — камень обтесывают, заостряя края, а не точат, как металлический нож. Поэтому такие ножи в каких-то местах остры, а в каких-то тупы. Обычно их используют, подобно пиле, предварительно вонзив во что-то. Понимаете?
— Вы не шутите? — спросил детектив. Он наклонился над трупом, и пепел с незажженной сигары упал в грудную полость. — Извините, — пробормотал он. С минуту он напряженно размышлял. — А не сможете ли вы нам еще кое в чем помочь? — произнес наконец он. Из нагрудного кармана своего до блеска начищенного мундира он достал свернутый в трубочку листок.
Он был восьми дюймов в ширину и двадцати четырех дюймов в длину. Когда его развернули, все увидели двенадцать темных полосок с текстом.
— Что это такое? — спросил детектив, протягивая бумагу Чиуну. И пояснил: — Это ксерокопия. Оригинал был найден под головой трупа.
Чиун внимательно посмотрел на листок. Тщательно изучил края. Пощупал бумагу, затем с умным видом кивнул.
— Это копия документа, сделанная американской машиной для производства подобных копий.
— Да, нам известно, что это ксерокопия, но что означают эти надписи?
— Написано на двенадцати языках. Один из них мне не известен, я никогда не видел подобной письменности. Китайский я знаю, французский и арабский знаю, иврит и русский — тоже. А вот та же надпись на настоящем языке — по-корейски. Санскрит и арамейский я знаю. Суахили, урду и испанский знаю. Но язык первой надписи мне не известен.
— Мы считаем, что это ритуальное убийство, и записка — часть ритуала. Убийство ради удовольствия или что-то в этом роде, — сказал детектив.
Римо через плечо Чиуна заглянул в послание.
— А каково твое мнение, Римо? — поинтересовался Чиун.
— Он что, эксперт? — спросил детектив.
— Он только учится, — ответил Чиун.
— Точно не знаю, — сказал Римо, — но мне кажется, что на всех языках сообщается одно и то же.
Чиун кивнул.
— А что означает этот символ? — Римо указал на грубый рисунок прямоугольной формы, расположенный посреди текста на неизвестном языке.
— В послании на других языках это называется Уктут, — ответил Чиун.
— А что такое Уктут? — снова спросил Римо.
— Не ясно. А что такое Джой-172? — задал Чиун свой вопрос.
— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
— Об этом тоже говорится в послании.
— Что все это значит? — вмешался детектив. — Мы никак не можем в этом разобраться.
Чиун поднял вверх свои тонкие руки в жесте, изображающем незнание.
Вновь оказавшись на душных и грязных нью-йоркских улицах, где непрерывно гудели зажатые в чудовищных пробках машины, Чиун все объяснил.
— В этом послании содержится требование репараций. Текст труден для понимания, потому что написан высокопарным слогом религии. Ясно лишь, что написавший его требует, чтобы некий Джой-172 был наказан за какое-то оскорбление, нанесенное некоему Уктуту. И пока власти страны не накажут этого самого Джоя- 172, слуги Уктута будут продолжать утолять его боль кровью.
— Я все еще не понимаю, — сказал Римо.
— Либо твоя страна выдаст им Джоя-172, кем бы он ни был, либо последуют новые смерти, — объяснил Чиун.
— А кому до этого дело? — спросила Бобби.
— Мне, — ответил Римо.
— Эта умная, красивая и очаровательная юная леди говорит дело, — сказал Чиун.
— Если ты такой умный, то можешь отправляться на поиски своего Джоя-172, — обратилась Бобби к Римо.
— Она говорит дело, когда не болтает вздор, как сейчас, — закончил свою мысль Чиун.
Римо улыбнулся.
— Мне кажется, я знаю способ найти этого Джоя-172. Вы когда-нибудь ездили на нью-йоркской подземке?
— Нет, — ответил Чиун. И он явно не собирался этого делать.
Глава 5
Антуан Педастер Джексон считал своей обязанностью учить белых уму-разуму. Хотя бы эту старуху с потрепанной хозяйственной сумкой, — едет, видите ли, в последнем вагоне маршрута "Д" после семи часов. Разве она не знает, что белым не полагается ездить в это время в подземке? Впрочем, похоже, она начала это понимать, когда он вразвалку ввалился в пустынный вагон вместе со своим дружком, Красавчиком Уильямсом. Оба они учились в последнем классе средней школы имени Мартина Лютера Кинга, и Красавчик должен был выступать с речью от их класса на выпускном вечере, потому что читал быстрее всех остальных учеников и при этом даже не шевелил губами, ну разве что на трудных словах. Но в школе имени Мартина Лютера Кинга даже учителя не умели произносить трудные слова.
— Ты знаешь, где находишься? — поинтересовался Антуан.
Старушка с морщинистым лицом, на котором запечатлелись долгие годы тяжелого труда, подняла глаза от молитвенника, зажав пальцем текст «Аве Марии». Вокруг ее круглого лица был повязан выцветший желто-красный платок. Она покрепче зажала сумку между коленей.
— Извините, но я плохо говорю по-английски, — проговорила она.
— Это нью-йоркская подземка, — сообщил Красавчик, готовящийся выступать от класса на прощальном вечере.
— После часа пик, красотка, — добавил Антуан.
— Тебе не полагается быть в здесь в такое время, — поддержал друга Красавчик.
— Извините, я плохо говорю по-английски, — повторила старушка.
— Че у тебя там, в этой твоей сумке? — поинтересовался Красавчик.
— Перештопанная старая одежда.
