— Бабки есть? — Увидев ее замешательство, Антуан пояснил: — Деньги?
— Я бедная женщина. У меня лишь несколько монет — на ужин.
Тут Антуан изобразил страшную обиду и ударил своей черной рукой по белому лицу.
— Ненавижу врунов. Разве тебе не говорили, что ложь — это грех?
— Стыдно врать, — заметил Красавчик и ударил женщину по другой щеке.
— Нет-нет! Только не бейте, — закричала женщина, закрывая голову руками.
— Убери руки! — потребовал Антуан и стукнул ее по голове. Потом решил испытать новый каратистский удар ребром ладони на ее правом плече, но понял, что кулак гораздо надежнее. Следующий удар сорвал со старушки платок и рассек ухо, из которого потекла кровь.
Красавчик поднял старушку на ноги и хорошенько стукнул головой о стекло, а Антуан принялся обшаривать карманы. Им удалось обнаружить один доллар семнадцать центов, и Красавчик стукнул ее еще раз — за то, что у нее оказалось слишком мало денег.
Они вышли на следующей остановке, рассуждая о том, как здорово протекает их деятельность по очистке подземки от белых, решивших проехаться по ней после наступления темноты. Им было и невдомек, что тем самым они очищают нью-йоркскую подземку от всех пассажиров, включая негров и пуэрториканцов. Они посмотрели вслед пустому поезду, направляющемуся в сторону Мошолу, конечной станции маршрута "Д".
Доллар семнадцать центов мало на что могли сгодиться, но юноши все же решили покинуть подземку. Они оказались в белом квартале, где зараженные расизмом владельцы магазинов не запирают товар на замок и не прячут его подальше от глаз, как торговцы в черных кварталах. Свободные от подобного расистского мелкособственнического менталитета, Антуан и Красавчик почувствовали себя в своей тарелке в этих магазинах и супермаркетах, где все было выставлено напоказ и все можно было потрогать, рассмотреть и подумать, стоит ли товар покупать. В конце этой небольшой прогулки по Гранд-Конкурсу у них было три баллончика с краской, три бутылки кока-колы, четыре шоколадки, восемь конфет, журнал с обнаженными красотками и кусок дорогого мыла. Им даже не пришлось тратить на это свои доллар семнадцать центов.
— Какого черта ты упер мыло? — спросил Красавчик.
— Может, удастся его продать.
— Чушь. Кто в нашем квартале станет покупать такое мыло?
— Мы могли бы и сами им воспользоваться, — задумчиво сказал Антуан. Однажды ему довелось увидеть по телевизору, как женщина поливала мыло водой, а затем натирала образовавшейся пеной лицо.
— Это еще зачем?
— С водой и все такое.
— Дурак. Все это чушь, дядя Том. Ты и есть дядя Том.
— Никакой я не Том, — обиделся Антуан. — И не называй меня больше Томом.
— Тогда что ты будешь делать с мылом?
— Я думал, это конфета, вот и все.
— Ну, тогда просто выбрось его.
Антуан бросил мыло в окно жилого дома, и оба с хохотом убежали. Им пришлось спасаться бегством, потому что всем известно, что расистски настроенные полицейские готовы упечь черного в каталажку буквально ни за что.
А вот в баллончике с краской был большой смысл. Красавчик был одним из лучших художников в школе имени Мартина Лютера Кинга. Однажды ночью он, повиснув на канате, расписал потолок гимнастического зала, а Антуан снизу светил ему фонарем. Все было сделано для того, чтобы насолить Де Уитту Клинтону. Шедевр украсил потолок из звукопоглощающего материала, стоимостью тридцать тысяч долларов. Теперь там красовалась надпись, сделанная красной и зеленой краской «КРАСАВЧИК».
— Красиво, — сказал тогда Антуан.
— Нет, только не это! — воскликнул утром директор.
— Я властелин планеты, — сказал Красавчик, и вот теперь, убегая задворками Бронкса, он строил планы создания истинного шедевра. Вместо того, чтобы писать «КРАСАВЧИК» на потолке или всего лишь на каком-то одном вагоне метро, он нагрянет в депо и разрисует весь поезд целиком, если хватит краски.
Депо начиналось там, где подземка выходила наружу, и по царившей внутри темноте Красавчик понял, что сейчас он создаст свое лучшее творение. Только нужно было отыскать подходящий поезд, где не оставили бы своего автографа другие художники. Но это оказалось не так-то просто: не подворачивалось ни одного без надписи вроде «Чико», «Рэм-1», «Дубль-В» ити «Джой-172».
В конце концов Красавчику пришлось принять непростое решение. Он будет писать поверх уже имеющихся надписей. Чтобы баллончиков хватило надолго, он решил писать, не отрывая руки. У него был хороший почерк, один из лучших в школе, и учитель как-то сказал ему, что с таким почерком он может стать президентом коллегии или, на худой конец, корпорации.
Он как раз заканчивал первую петлю буквы "5" — получился зеленый флюоресцирующий полумесяц, когда вдруг между вагонами появилось лицо. Причем белое лицо. Лицо мужчины. Красавчик и Антуан пустились было наутек, но тут заметили, что мужчина один. И не очень крупный. Можно даже сказать, худой.
— Привет, — произнес Римо.
— Ты кто, приятель? — спросил Антуан.
— Я ищу одного человека. — Римо спрыгнул с подножки.
Ни Антуан, ни Красавчик не обратили внимания на то, что человек приземлился на хрустящий гравий так тихо, словно воздушный шарик на мягкий фетр.
— Скорее напрашиваешься на неприятность, — сказал Красавчик.
— Сейчас схлопочешь, — добавил Антуан.
— У меня нет времени на пререкания. Но думаю, уговоры здесь не помогут, — заключил Римо.
Антуан и Красавчик хихикнули и разошлись по сторонам, намереваясь подступить к Римо спереди и сзади. Белый стоял неподвижно. Тогда Красавчик применил карате, нацеливая удар точно в голову противника. Он представил себе, что раскалывает кирпич, и уже вообразил, как голова расколется пополам. Он даже предвкушал, как станет рассказывать, что одним ударом замочил белого. Но мечты его были прерваны вполне реальной болью в правом запястье. И хотя кожа была цела, пальцы не двигались, словно кисть крепилась к руке с помощью пакета с желе. Красавчик выронил баллончик с краской. Увидев это, Антуан бросился бежать, явно намереваясь выбраться из депо, но успел пробежать всего четыре ступени. На пятой отказала нога. Он упал и принялся кататься по гравию призывая мамочку, крича, что он невиновен и готов оказать властям любое содействие, выражая при этом теплые чувства ко всему человечеству и готовность жить в мире с людьми.
— Кто такой Джой-172? — спросил Римо.
— Я не знаю! Клянусь! — завывал Антуан.
— Попробуй вспомнить, — посоветовал Римо.
Тут Антуан почувствовал режущую боль в шее, хотя не заметил, чтобы у белого в руках был нож.
— Правда не знаю. Знаю Чико и Рамада-85. Они живут в южной части города.
— Неужели никогда не слыхал о Джое-172?
— Нет. Он никто.
— Значит, ты все-таки его знаешь?
— Я сказал, он никто. Эй, Красавчик, скажи этому парню, кто такой Джой-172!
— Никто, — ответил Красавчик, стараясь не шевелить больной рукой. Если опустить ее вниз и дышать очень осторожно, то боль в запястье еще можно было как-то терпеть. Главное — правильно устроить локоть. Слово «никто» Красавчик произнес очень тихо.
— Откуда он?
— Ниоткуда, парень. Он никто.
— Попытайся вспомнить.
— Я и так пытаюсь. Не такая уж он большая шишка, чтобы быть откуда-нибудь.
— А где это «ниоткуда»?
— Парень, ты что, тупой? Таких мест до фига!
