При слове “унизительно” Вики пронзительно взвизгнула и выскочила из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что Чиун еще несколько минут ощущал исходящие от стен вибрации.
Тщательно проанализировав действия Вики, Чиун вынес наконец свой вердикт.
— Смышленое дитя, — сказал он вслух, вновь пододвигая к себе пергамент. — Очень, очень смышленое.
Глава десятая
— Римо, что такое компьютер?
Этот вопрос возник у Чиуна после пятой цифры семизначного номера с предшествовавшим ему кодом местности “девять-один-четыре”. Номер этот был временным, так как менялся каждые две недели.
Только в этом году. В прошлом году, когда КЮРЕ и Дом Синанджу на добровольных началах участвовали в одном секретном задании в Греции и о них случайно узнали военные, номер менялся каждый день.
Иногда этот номер соединял с секретным бункером в святая святых, иногда — со столом в кабинете, иногда на линии просто что-то пищало в ухо, но сегодня Римо удалось связаться с доктором Харолдом Смитом с удивительной быстротой. Он успел лишь набрать семизначный номер, в трубке раздалось несколько гудков — и затем слух резанул знакомый кислый голос с неистребимым английским акцентом.
— Алло?
— Смитти, что такое компьютер?
— Римо, что это значит? У вас есть о чем мне доложить?
— А отчего вы всегда отвечаете вопросом на вопрос, Смитти?
— Не всегда.
— Шуток вы не понимаете. Так что такое компьютер?
С того конца провода через всю страну до Римо донесся тяжелый вздох.
— О, Бог мой... но долг есть долг. Компьютер — это электронное автоматическое устройство для вычислений... или тот, кто занимается вычислениями.
— Чиун, это машина, которая вычисляет.
— А что значит “вычислять”? — спросил Чиун.
— Что значит “вычислять”? — спросил Римо.
— Считать при помощи математических методов, — пояснил Смит.
— Считать при помощи математических методов, — кивнул Римо.
— А что такое “считать”? — снова спросил Чиун.
— Что такое “считать”? — переспросил в трубку Римо.
— Оценивать при помощи упражнений или практического суждения. Это что, так важно для вас?
— Никоим образом, — заверил Римо. — Значит, оценивать при помощи упражнений или практического... Смитти, что там было в конце?
— Суждения, — процедил Смит.
— Суждения, — передал Римо.
— А что это значит? — спросил Чиун.
— Да, действительно, что все это значит? — спросил в трубку Римо.
— Римо, скажите Чиуну, что компьютер — это машина, которая думает... и если ему такая понадобится, я попытаюсь это организовать... а теперь докладывайте.
— Чиун, — оторвался от трубки Римо, — Это машина, которую включаешь в сеть — и она начинает думать.
— Ага, — закивал Чиун. — Я так и предполагал. Воистину мудрости нет предела. Вы делаете машины, чтобы они за вас думали, потому что сами уже не можете это делать. А кто строит эти машины, которые думают? Корейцы?
— Прощу прощения, Смитти, одну секунду, — извинился Римо в трубку. — Нет, мы сами и строим, — обернулся он к Чиуну.
— Вы, утратившие способность думать, строите машины, которые думают? Как же вы делаете это?
— Еще секунду, Смитти, — снова извинился Римо.
— Может быть, вы перезвоните? — донесся до него усталый голос Смита.
— Да нет, не стоит, — ответил Римо. — Просто не кладите трубку.
Когда Римо положил трубку на кровать, из нее послышался скрежет, словно кто-то пытался откусить кусок грифельной доски.
— Эти машины... программируют при помощи логики, — объяснял Римо Чиуну. — То есть она заложена в них.
— Ребенок может обучиться тому, чему его не учат, — произнес Чиун. — Он учится у моря, у небес, у земли. Кусок железа не может этого сделать.
— Может, еще как, — возразил Римо, не отрывая взгляд от лежавшей на кровати трубки. — Они уже сейчас осуществляют большую часть вспомогательных, — это слово он выделил, — несложных, — это слово он выделил тоже, — логических операций по всей стране.
— Ребенок научится распознавать ложь, — гнул свое Чиун. — Он вырастет и поймет, где правда. Кусок железа этого никогда не сделает.
— Тебе лучше просто привыкнуть к этой мысли, Чиун. В конце концов, все мы трудимся на один громадный компьютер.
— Я рад, что мы работаем именно в этой стране, — закивал Чиун. — Потому что через несколько лет этот народ полностью утратит способность двигаться.
Повернувшись, Чиун придвинул к себе пергамент и принялся вписывать в него пассаж о том, чему может и не может научиться ребенок.
Римо поднял с кровати трубку.
— Алло, Смитти... алло?
В трубке раздались гудки.
Римо снова набрал код; на этот раз пришлось ждать чуть дольше.
— Закончили? — осведомился Смит.
— Разумеется, — заверил Римо.
— Доклад, — потребовал Смит.
— Вы сегодня дьявольски доброжелательны, — заметил Римо.
— Вы не находите, что на сегодня уже достаточно пошутили со мной? — устало спросил Смит.
— Этим никогда нельзя насладиться полностью, — ответствовал Римо. Смит вздохнул.
— Да, думаю, если вы когда-нибудь вдруг заговорите со мной человеческим языком, это обеспокоит меня больше. Докладывайте.
— Нужно было дать мне разрабатывать дальше версию с прививками, Смитти. А здесь я зашел в тупик.
— Почему?
— После Энгуса я вышел на некоего Питера Мэтью О’Доннела. О’Доннел — через два “н”. Который закончил существование так же, как мистер и миссис Энгус. Энгус — через одно “с”.
— Об этом я уже слышал. Дальше.
— О’Доннел вывел нас на Техасца Солли Вейнстайна. И тут-то след оборвался.
— Он тоже убит?
— Пока нет.
— Он исчез?
— Нет пока что.
— А заставить его заговорить вы не можете? — в голосе Смита послышались недоверчивые нотки.
— Нет. То есть да. Говорить я его заставил.
— Тогда в чем проблема?
— В том, что он абсолютно ничего не знает. Пойди туда — не знаю куда...
— Дальше.
— Техасец Солли завязан в сотне разных дел — по самые уши. Закладывает ЦРУ мафии. Стучит на мафию в ЦРУ. Сдает полицейским фэбээровцев — ну, и наоборот, конечно. Собирает информацию для Министерства здравоохранения, иммиграционной службы, управления интеграции. Ну и против них,
