— Нет, — повторил Чиун. — Иди с миром, сын мой. Помни, чему я учил тебя. Покажи им мощь Синанджу. Ты готов к этому.
Сказав это, Чиун отвернулся к окну и наклонил голову, словно в беззвучной молитве. Неожиданно он показался Римо очень маленьким в этой обширной комнате, затерянной в бескрайних просторах серого города под названием Хьюстон.
И Римо активно не понравилось это.
— Эй. Все в порядке. Тебе не о чем беспокоиться, папочка.
И когда ответа не последовало, Римо встревоженно прибавил:
— Или?..
— Не о чем, — голос корейца был тихим, как дыхание умирающего. — Остерегайся днем мерцающей мглы, а ночью — темной тени. В путь, сын мой.
Римо, глядя в спину старику, медленно кивнул и направился к двери. Может быть, когда он вернется назад с Вики, у Чиуна немного поправится настроение.
— Римо...
Обернувшись, Римо увидел, что Чиун в упор смотрит на него.
— Я не сомневаюсь в тебе, — произнес Чиун. Римо кивнул.
— И правильно делаешь, папочка. А когда я вернусь — увидишь, каким ураганом ворвемся мы на телевидение с твоей гениальной драмой.
— Я не сомневаюсь в тебе, — произнес Чиун. Захлопнув за собой дверь, Римо поспешил к лифту и не слышал, как Чиун продолжал тихо бормотать себе под нос: — Я не сомневаюсь в тебе. Но я сомневаюсь в нас. Они всегда убивают поодиночке... Но если мы не будем действовать поодиночке, то можем умереть оба — а если умрет только один, другой узнает о них достаточно, чтобы навсегда стереть зло с лица Земли. Но прошу, сын мой, будь осторожен...
Пост Глюка находился через улицу, на втором этаже антикварного магазина, на двери которого была предусмотрительно вывешена табличка “Закрыто”. Глаза его словно прилипли к окулярам огромного полевого бинокля; между колен была зажата здоровенная, серо-зеленого цвета канистра.
— А если он выйдет серее серный ход? — спросил сидевший рядом Ят-Сен.
— Чарли говорит, что он всегда выходит через парадный, — отрезал Глюк.
— Засем тебе этот глупый бинок? Дверь видно так, оссюда, — заметил Ят-Сен.
— Чарли говорит, не дай Бог, если мы его пропустим, — хмуро ответил Глюк.
— Сарли говорит, Сарли говорит, — повторил Ят-Сен с раздражением.
Глюк засмеялся, и Ят-Сен, подумав, присоединился к нему.
— Ладно, замолкни, — опомнился Глюк, снова прилипая к биноклю. — Говорю тебе, не дай Бог его пропустить.
— Сто знасит “мы”? — возмутился Ят-Сен. — Не снаю как ты, но я восврасаюсь к этой маленькой продавсице.
Опустив бинокль, Глюк раздраженно повернулся к Ят-Сену.
— Говорил же тебе, чтобы ты пришил ее. Мы не можем оставлять свидетелей.
— Присью, присью, — закивал Ят-Сен. — Но с ней веселее сдать, пока мы сидим сдесь. Она так дергаесся, когда я тырогаю ее там, — Ят-Сен захихикал.
— Напарника ее ты хоть убил? — недовольно спросил Глюк, поднимая бинокль.
— Убил, убил, — снова утвердительно закивал Ят-Сен. — Он тосе там, с ней в комнате. Иди, проверис.
— Да ну, — отмахнулся Глюк, подстраивая резкость. — Иди, приятных минут.
Снова кивнув, Ят-Сен пересек комнату, — в ней, как видно, размещался склад антикварного магазина. Задевая головой старинные гравюры, свисавшие с потолка и развешанные на стенах, и переступая через стоявшие на полу многочисленные коробки и ящики, подошел к массивной деревянной двери в заднее помещение.
Глюк быстро обернулся, когда услышал скрип петель, и увидел на полу задней комнаты залитый кровью труп седого мужчины, а за ним — девушку со светлыми волосами, привязанную кожаным ремнем к стулу. Ее розовая блузка была разорвана до самой талии, юбка задрана высоко на бедрах; изо рта торчали засунутые глубоко в горло сетчатые чулки.
Прежде чем за Ят-Сеном закрылась дверь, Глюк услышал приглушенные всхлипывания и сдавленный хрип. Покачав головой в знак удивления по поводу того, как развлекаются эти джапы. Глюк возобновил наблюдение.
Пять минут спустя он увидел, как из двери отеля вышел высокий человек в черной рубашке и голубых слаксах — и остановился, спрашивая о чем-то швейцара.
Швейцар, кивнув несколько раз, вытянул руку, указывая в западном направлении. Туда, где располагались бойни Техасца Солли. Затем швейцар замахал было проезжающему такси, но мужчина в черной майке, остановив его, зашагал пешком в указанном ему направлении.
Опустив бинокль, Глюк поднялся и медленно затворил окно.
— Есть, — крикнул он в глубину комнаты. Он не успел шагнуть к двери в заднюю комнату, — она распахнулась, и оттуда, вытирая о штаны руки, показался Ят-Сен. Прежде чем дверь закрылась за ним, Глюк увидел, что стул посреди комнаты пуст — и краем глаза успел заметить очертания женской ноги позади залитого кровью седовласого трупа.
— Показал ей класс? — ухмыльнулся Глюк.
— Нет, — покачал головой Ят-Сен. — Садохнулас до смерти — я есе дасе не нацал.
— Жаль, — покачал головой Глюк. — Ну, поехали. Ят-Сен поднял с пола тонкий резиновый шланг, а Глюк взял за ручку зеленую канистру с краном.
— Нам опять нусно надевать красные коссюмы? — недовольно спросил Ят-Сен, сильно разочарованный тем, что ему пришлось насиловать мертвую девушку — а не живую, которая пыталась сопротивляться, и он мог с нараставшим удовольствием бить ее.
— Да зачем? — махнул рукой Глюк. — Чарли и Мэри уже наплевать на это. Да и кто им настучит, что мы не одевали их, а? Пойдем, кокнем его, обдерем быстренько — и порядок. Представление на бойне мне пропускать не хочется.
Перекидываясь шутками, они перешли улицу и вошли во вращающуюся дверь отеля.
Не обращая никакого внимания ни на швейцара, ни на посыльных, ни на остальных, находившихся в вестибюле в эту минуту, они прошли к лифтам, с невозмутимым видом таща шланг и зеленую канистру — мимо стойки регистрации, стойки информации и стойки заказов. Никто из сидящих за стойками не задал странной паре ни одного вопроса.
Догадался сделать это только лифтер, распахнувший перед ними двери своей кабины.
— Вы куда, ребята? — сдвинул он брови.
— Кондиционеры проверить, — небрежно бросил Глюк.
— На двенасатый, — добавил Ят-Сен.
И лифтер не стал больше задавать им вопросов.
Сидя на соломенной циновке посреди номера на двенадцатом этаже, Чиун искал утешения в памяти предков.
Мысли его проникали все глубже в сокровенные уголки его памяти — пока не добрались до одного из них, который он особенно редко навещал. Там было спрятано его детство. То быстрое, короткое детство, которое досталось ему — до того, как принял он из рук отца сан Мастера.
Его отец был самым высоким, сильным, красивым и храбрым человеком на свете. Взор его оставался ясным до того самого дня, когда ему было суждено уйти из этого мира. Его руки и ноги не знали себе равных по быстроте. Быстрее, чем движения Римо. И даже — его собственного сына, Чиуна.
Чиун вспомнил пожирателей крови — как дневная мгла потребовала в жертву вождя деревни, и тот, обезумев от боли, бежал, убивая всех на своем пути, пока Мастер не покрыл себя вечным позором в глазах всей деревни, одним ударом прекратив страдания несчастного.
Ибо никто не отваживался поднять руку на вождя — и Мастер, сделавший это, низко пал в глазах людей. В законе сказано — ни один Мастер Синанджу не имеет права поднять руку на односельчанина. А его
