отойти от статуи. — Я не буду ... убивать.
Но старейшина понимал, что Богиня, которую создали он и его народ, удовлетворит только его смерть, и потому, обнажив шею, склонил голову пред Мастером Лу.
Лу издал мучительный крик, но даже высокоразвитое чувство справедливости Синанджу не смогло противиться гневу Богини, и тот, вскипев в нем направил его могущественные руки. Вытащив опять желтый платок, он обернул его вокруг шеи старика и сильно затянул. Мгновение — и Старейшина лежал, поверженный, у подножья статуи.
Лу рухнул рядом, вопль поражения вырвался из глубины его отныне порочной души.
А статуя усмехнулась снова...
— Ладно, Чиун, — с отвращением произнес Римо. — Статуя? Улыбнулась? Не морочь мне голову.
— Некоторые вещи становятся реальностью прежде, чем обретут форму, — сказал Чиун.
— Вот, смотри. Я покажу тебе. — Он приподнял деревянный стул, стоящий у письменного стола. — Ты не будешь отрицать, что это стул, правильно?
— Согласен. Стул, — признал Римо. Склонившись над столом, Чиун набросал на листе бумаги рисунок того же самого деревянного стула.
— И это тоже стул?
— Да. Полагаю, что так, — осторожно согласился Римо.
Чиун спрятал руки в рукава кимоно.
— А вот здесь ты, Римо, ошибаешься. Ни эта деревяшка, ни лист бумаги, разрисованный чернилами, — не есть стул. Они играют его роль только потому, что тебе так удобно.
— Гм.
— Настоящий стул находится в твоем сознании, сынок. Хотя и он уже вторичен. Первый оригинальный стул — это идея в сознании кого-то, давно забытого. Но реальна именно идея. Материальное воплощение — только ее дом.
— Для меня все это несколько сложно, — сказал Римо. — Философствовать — не мое предназначение. Мое предназначение — убивать людей.
— Нет. Твое предназначение — быть великим наемным убийцей. Но ты в своем упрямстве низводишь свое мастерство до примитивного “убивать людей”. Именно до этого скатился Мастер Лу, став заурядным убийцей у подножья статуи Кали. Он не был больше Мастером, он стал убивать людей, оказавшись во власти настоящей Богини — силы, воплотившейся в куске глины. Но сила-то была и прежде воплощения.
— Зачем ты говоришь мне все это? — спросил Римо. Лицо Чиуна выражало сильное душевное волнение.
— Я хочу, чтобы ты во всем разобрался, Римо. Не сомневаюсь, что ты встретился с той же силой, что и Мастер Лу.
— Посещение Цейлона до Рождества не вписывается в мои планы, — сказал Римо. Чиун вздохнул.
— Если ты ощущаешь присутствие Кали здесь, значит Она не на Цейлоне, — терпеливо объяснил старик.
— Кто тебе сказал, что я ощущаю чье-то присутствие? Меня преследует запах. В этом нет ничего сверхъестественного. Может, мне надо всего лишь сменить дезодорант.
— Помолчи и дай мне рассказать историю до конца.
— Хорошо, только я никак не уразумею, какое отношение это все имеет ко мне.
— Со временем поймешь. Позже. А теперь выслушай меня.
— Лу совершал убийства одно за другим для Богини, и с каждой новой смертью его силы и мастерство таяли. Каждый раз, когда тела с синей меткой на лбу замирали у его ног. Лу падал с рыданиями на землю, и ему казалось, что он совокупляется с изваянием, даря ей свое семя. На следующее утро после очередного убийства, у Богини отрастала новая рука, а Лу уводили отдохнуть на ложе из цветов. Там он спал несколько дней кряду — так много сил затрачивал он на эти ритуальные убийства. Теперь он принадлежал Кали, и мастерство Синанджу, в котором Лу совершенствовался всю жизнь, служило теперь только желаниям его любовницы.
Спустя два года, почти все население Батасгаты было принесено в жертву Богини, а сам Лу, состарившись прежде времени, стал слабым, больным человеком.
Среди людей, наблюдавших его постепенное угасание, была одна девушка, служительница Кали. Молодая и красивая, она всем сердцем принадлежала Богине, но ее удручал несчастный вид некогда цветущего мужчины, от которого теперь остались только кожа да кости и который проводил время в постели, поднимаясь только для того, чтобы совершить очередное убийство. Остальные жители деревни боялись Мастера Лу и заходили к нему только по праздникам, но эта девушка осмелилась войти в его убранную цветами хижину из соломы и стала ухаживать за ним, пытаясь вернуть ему здоровье.
Она не добилась больших успехов, физическое состояние Лу по-прежнему оставляло желать лучшего, но общество молодой женщины облегчило израненное сердце Мастера.
— Ты не боишься меня? — спрашивал он.
— Почему мне надо тебя бояться? Ты можешь убить меня?
— Никогда я не убью тебя, — обещал Лу. Но девушка ему не поверила.
— Конечно, убьешь, — сказала она, — как убил всех остальных. Воля Кали сильнее воли человека, даже такого великого, как ты. Но смерть настигает каждого, и тот, кто боится смерти, непременно боится и самой жизни. Нет, я не боюсь тебя. Мастер Лу.
И тогда Лу залился слезами, ибо боги Синанджу, несмотря на всю глубину его падения и то, что он предал все, чему его учили, послали ему любовь.
— Я должен уйти отсюда, — сказал он девушке. — Ты поможешь мне?
— Я пойду с тобой, — ответила она.
— А как же Кали?
— Кали принесла нам только смерть и печаль. Она наша богиня, но я покину Ее. Мы отправимся к тебе на родину, где мужчины, подобные тебе, живут спокойно.
Лу притянул к себе молодую женщину и заключил ее в объятия. Она раскрылась ему навстречу, и тогда в тишине этой комнаты, где томилась душа, Лу подарил гостье свое настоящее семя. Не остатки истерзанной мощи, которую жадно забирала себе Кали, а свободное излияние незамутненной души.
Этой же ночью, в полном мраке, они покинули деревню и месяц за месяцем двигались в сторону Синанджу. Иногда на Лу накатывала неудержимая страсть к Кали, и тогда он умолял жену связать его веревками, пока аромат Кали не улетучивался из его ноздрей.
Жена повиновалась, радуясь, что Лу доверяет ей. А тем временем его семя понемногу росло в ее животе, и скоро она должна была родить...
— Твой сын, — сказала она, показывая Лу дитя.
Лу был счастлив как никогда. Ему хотелось во весь голос кричать о своем счастье, но никто не знал его в стране, через которую они шли. Двигаясь вперед миля за милей, Лу не переставал благодарить судьбу, подарившую ему женщину, которая настолько сильно любила его, что увела от злой Богини и подарила сына.
Земля, по которой они шли, казалась очень знакомой.
— Что это, Синанджу? — думал Лу. Но местность эта не напоминала родину: растительность здесь была пышной и сочной, а природа его родного края отличалась суровой и холодной красотой. — Ничего похожего на Синанджу. Что же это?
Когда Лу взобрался на вершину горы, то вскрикнул от удивления. Под ним, в узкой горной долине, лежала деревушка Батасгата.
— Кали привела меня назад, — прошептал Лу. Надежды не оставалось. Он вернулся на стоянку, где его ждала жена с младенцем, чтобы сообщить ей ужасную новость. Взглянув на жену, он затрясся от страха. На лбу любимой темнела синяя точка. — Только не ее! — вскричал Лу.
— Лу... Лу... — Его добрая жена пыталась подняться и найти веревки, чтобы связать мужа, но она еще не оправилась после рождения сына и еле двигалась.
Она молила его быть сильным, но сила мужа уступала силе Кали. Он хотел было отрубить себе руку,