французского высокомерия, когда кажется, что говорящий сам удивляется, зачем это он тратит время и разговаривает с недостойными, а тем более оправдывается.
— Однако, сейчас о нем так не скажешь, — манерно растягивая слова, произнесла Саманта. Она напряженно крутила на плечах пелерину от “Оскара де ла Рента”
— Какая тоска! — вздохнул Родерик.
— Твоя вина, Родди. Если бы мы полетели “Конкордом”...
— Не вижу связи. Кроме того, “Конкорд” так же неудобен, как балетные тапочки.
— Можно было заказать самолет, — сказала Саманта.
— Ради одного чертова уик-энда?
— Моя последняя любовь делала именно так, — объявила Саманта.
— Твоя последняя любовь была слишком толста, чтобы летать обычным самолетом.
— Совсем она не была толста, — возмутилась Саманта. — И, кроме того...
— Извините, но, кажется, у вас сложности с машиной, — вмешался молодой человек с желтым платком в кармане пиджака. — Могу подвезти вас.
— Родди, сделан так, чтобы этого человека арестовали, — потребовала Саманта.
— За что? Он хочет нас подвезти.
— В “шевроле”, — презрительно прошипела Саманта. — И одет в полиэстр. Неужели, ты хочешь, чтобы я сидела в одном автомобиле с человеком в полиэстровом пиджаке.
— Говоря откровенно, мне безразлично, что на нем, пусть хоть фиговый лист. Ты только взгляни, какая очередь на такси.
— Мой автомобиль вполне комфортабельный, — произнес настойчивый молодой человек с обнадеживающей улыбкой.
Саманта испустила глубокий вздох.
— Ладно. Уик-энд все равно уже погиб. Пусть меня ждет полное фиаско, “шевроле” — так “шевроле”.
Она с капризным видом шагнула к голубому седану. С переднего сидения ей улыбался другой молодой человек. В руках он держал желтый платок.
— Вас мы тоже можем подвезти, — предложил молодой человек шоферу.
— Я не сяду рядом с обслугой, — визгливо запротестовала Саманта.
— Все будет хорошо, миролюбиво произнес юноша. — Он сядет впереди с нами. И мы примчим вас мигом.
Номер 134.
Майлз Петерсон сидел в баре аэропорта, потягивая мартини; рядом на полу, у его ног, стоял изрядно потертый кожаный портфель. Петерсон уже двадцать пять лет летал на международных авиалиниях и за это время пришел к выводу, что пара рюмок чего-нибудь покрепче сразу же после полета помогает легче переносить дорогу. Пусть другие суетятся, волоча по коридорам аэровокзала пакеты, сумки и малолетних детей, а потом торчат до изнеможения в багажном отделении и выстаивают очередь на такси. Майлз Петерсон же предпочитал в это время спокойно потягивать мартини. Париж уже начинал казаться ему уютным и приветливым местечком.
— Не возражаете, если я присяду рядом с вами? — спросила Майлза хорошенькая девушка, когда он приканчивал второй мартини. На вид ей было меньше двадцати, волосы, как у Брук Шилдс, и кругленькие грудки. Никогда еще Париж не казался Майлзу таким прекрасным.
Он покачал головой — конечно, не возражает — а девушка робко спросила:
— Вы турист?
Майлз уставился на нее бессмысленным взглядом, с трудом возвращаясь в реальность.
— Нет. Я здесь по делу. Торгую ювелирными изделиями. Езжу сюда шесть-восемь раз в год.
— Боже, — произнесла девушка, глядя на кожаный портфель. — Если у вас там образцы, лучше быть поосторожнее.
— Их там нет, — ответил, улыбаясь, Майлз. — Образцы — на мне. Но здесь тоже есть свои недостатки. Проходить таможенный контроль — сплошная мука.
Девушка звонко рассмеялась, словно он необычайно удачно сострил.
— Как приятно встретить здесь американца, — продолжала она. — Иногда меня охватывает... не знаю, как сказать... прямо голод по таким мужчинам, как вы.
— Голод?
Майлз Петерсон почувствовал, как оливки из “мартини” переворачиваются у него в желудке.
Девушка утвердительно хмыкнула, облизывая губы.
— Где вы остановились? — быстро спросил он.
Девушка склонилась к нему и зашептала:
— Недалеко отсюда. Можно дойти пешком. Через поле с густой травой.
Грудь ее взволнованно вздымалась.
— Какое совпадение, — сказал Майлз. — А я как раз мечтал о хорошей прогулке. Люблю быструю ходьбу. — Он выдавил из себя смешок. Поднимаясь, девушка задела его грудью. С ее пояса свисал желтый платок. — Показывайте дорогу, — сказал Майлз.
— Покажу, — заверила его девушка. — Конечно, покажу.
Когда они вышли за пределы аэропорта, она выдернула из-за пояса платок растягивая в руках...
Миссис Эвелин Бейнс была на этот раз не в сари. Все-таки Париж. Она красовалась в розовато-лиловом дорожном костюме от Карла Латерфилда — последняя модель; волосы уложены у “Синандр” в Нью-Йорке. На ней были самые неудобные туфли от Чарлза Джордана, которые только можно купить за большие деньги, и она чувствовала себя превосходно — впервые за много недель.
— А ну-ка, поторапливайтесь, — подталкивала она детей к дородной чете, ожидающей багаж. — Джошуа, возьми Кимберли за руку. И улыбнись. Мы первый раз за долгое время выбрались из этой ямы.
— Ашрам — не яма, — убежденно сказал Джошуа.
— А мне не нравится миссис Палмер, — заартачилась Кимберли. — Всегда лезет ко мне с поцелуями. Можно мне ее убить, Джошуа?
— Без сомнения, малышка, — успокоил сестру мальчик. — Только подожди моего сигнала. Эвелин Бейнс расцвела в улыбке.
— Ты показываешь хорошее знание психологии, — похвалила она сына. — Со временем станешь настоящим лидером.
— Со временем я стану Главным фанзигаром, — возразил мальчик.
— Хватит, не хочу больше слышать о том ужасном месте. Мы проведем целую неделю в Париже — достаточно, чтобы снова стать цивилизованными людьми. — Обнимая миссис Палмер, она радостно заверещала: — Эмми, милочка лишний вес тебя только красит.
— А ты превратилась просто в щепку, дорогая, проворковала в ответ миссис Палмер. — Надеюсь, ты не больна? Нет? Вот и чудесно. Слышала, вы жили в какой-то религиозной общине, это правда?
— Эмми, ну хватит... — вмешался Херб Палмер.
— Все соседи об этом говорят, дорогой. Мэдисоны даже переехали в другой район.
— Эмми...
— Это правда, — ответила миссис Бейнс, густо покраснев. — Ашрам — у нас еще в диковинку. Европейцы, те, что занимают высокое положение, багровеют от ярости, услышав про него.
— Мамочка, а ты называй его ямой, — влезла Кимберли Бейнс.
— Где же автомобиль? — выкрикнула в сердцах миссис Бейнс.
— За углом.
Приложив пальцы к фуражке, чернокожий шофер, улыбаясь, ждал, пока они усядутся. Джошуа помог забраться в машину миссис Палмер, матери и сестре. Затем хотел было тоже сесть, но передумал.
— Мне нужно в туалет.
— О, Джошуа. Потерпи немного. До города рукой подать.
— Я же сказал, что мне надо. И непременно сейчас.
