— Пурпурные птеродактили, — поправил Римо. — Вы знаете, что это означает.
— Знаю, — кивнул шеф.
— А я нет, — пискнул Бралл.
— Римо, удали этих людей, пока мы будем разбираться, в чем тут дело.
— С удовольствием, — ухмыльнулся Римо. Он резко повернулся и поднял Бралла за воротничок рубашки, полностью оторвав его от пола. Затем Римо поставил Большого Дика на лестницу и сказал: — Или идите вверх сами, или я закину вас туда как мешок с дерьмом.
— Но там же птеродактили!
— А внизу — разгневанные налогоплательщики. Так что выбирайте.
Бралл стал карабкаться вверх.
Другим агентам понадобилась мотивировка серьезнее, поэтому мастер Синанджу принялся щипать их за мочки ушей чудовищно острыми ногтями.
Невыносимая боль заставила агентов ФНУ взобраться вверх по лестнице. Лязгнул закрывшийся люк.
— Пошли, — проворчал Римо.
И они направились в камеру Пурселла.
— Мы знаем, что любимый фокус Голландца — создавать иллюзии, чтобы пугать людей, — пояснил по пути Римо. — Самая любимая его шутка — пурпурные птеродактили. Не спрашивайте меня, почему.
Они заглянули в окошко.
Иеремия Пурселл лежал без движения и смотрел в потолок.
— Пора как следует его встряхнуть, — буркнул Римо, снимая щеколду.
— Не искалечь его, Римо, — предупредил Чиун. — Помни о легендах.
— К черту легенды! — прозвучало в ответ.
Когда Римо вошел, на теле Иеремии Пурселла не шевельнулся ни один мускул. Он не оторвал своего неподвижного взгляда от высокого потолка.
Ничего не изменилось и тогда, когда Римо обеими руками схватил его за грудки.
Пальцы мстителя прошли сквозь ткань смирительной рубашки и утонили в глубине.
— Что за черт?!
— Римо, что с твоими руками? — спросил Чиун, подскочив к ученику.
— Ничего.
Но на самом деле они исчезли, погрузившись в тело Пурселла, как в чашку с молоком.
— Иллюзия, — заключил Римо, поводив руками вдоль неподвижной фигуры. — На самом деле его здесь нет.
— Голландец сбежал! — воскликнул Чиун. — Какое несчастье!
Римо поднял вверх указательный палец.
— Он не мог уйти далеко, иначе был бы не в состоянии создавать все эти образы. Он где-то здесь, поблизости. Нужно только его найти.
Они проверили каждую палату Обычные палаты — обычные пациенты. За исключением палаты Дяди Сэма Бисли. Пират сидел за своим письменным столом, делая вид, что никого не замечает, но приподнятая голова свидетельствовала о том, что он прислушивается к каждому слову.
Римо, Чиун и Смит разговаривали перед камерой.
— Может, Бисли что-нибудь видел, — предположил Римо.
— Это не Бисли, — вдруг вырвалось у Чиуна.
Римо и Смит посмотрели на него с недоумением.
— Что вы хотите сказать? — спросил Смит.
— Послушайте, как бьется его сердце.
Смит, казалось, удивился. Римо закрыл глаза и прислушался.
— Нормальное сердцебиение. И что с того?
— Это невозможно, — огрызнулся кореец. — Дяде Сэму Бисли поставили искусственное сердце.
— Значит, это не Дядя Сэм, — согласился Римо.
— Если не он, то кто же? — спросил Чиун.
Окошко двери внезапно пошло волнами, будто бы это был экран телевизора или иллюминатор, погрузившийся в воду.
Когда оно очистилось, Дядя Сэм Бисли исчез. Вместо него в камере находился Иеремия Пурселл — Голландец. Оглядев своими голубыми глазами растерянные лица посетителей, он противно захихикал.
— Сейчас я ему поддам! — Римо придвинулся к двери.
— Нет! — крикнул Чиун, загораживая дверь своим крошечным телом. — Не надо его провоцировать: убьешь Голландца — убьешь и себя.
— Я помню, что он со мной сделал, — с искаженным от ненависти лицом прорычал Римо. — С Ма Ли. В день моей свадьбы он занял ее место, крысиный ублюдок. Я стоял рядом со своей невестой и не знал о том, что она мертва, а рядом благодаря своим фокусам стоял он.
— Все прошло, Римо, — увещевал Чиун, пытаясь поймать взгляд своего ученика.
— К черту! — взревел Римо. — Посмотрите, он хочет, чтобы я вошел.
— Естественно! Подсознательно он понимает что если ты убьешь его, то тоже умрешь, и этой смертью он будет отомщен. Твоей и его смертью.
Голландец, хихикая, смотрел на Римо широко открытыми глазами и ждал.
И тут заговорил Смит:
— Римо, как твой отец, я прошу~
— Бросьте! — отрезал Римо.
— Если ты не подчиняешься своему настоящему отцу, о упрямец, — вмешался Чиун, — послушайся приемного.
В ответ Римо посмотрел на обоих мужчин так, будто сомневался в их здравом уме. Впрочем, атмосфера все-таки разрядилась.
— Нельзя оставлять его здесь, — запротестовал Римо. — Он в любой момент может сбежать.
Смит покачал седой головой.
— Если бы он мог, то давно бы это сделал.
— Но он уже сбегал. Мы упекли его обратно, думая, что это Бисли.
— Он сопротивлялся?
— Да нет, — согласился Римо.
— Возможно, его сознание выходит из состояния аутизма, но этого, очевидно, недостаточно, чтобы к нему вернулись навыки Синанджу.
— Это только вопрос времени, — заметил Римо, не отрывая глаз от бледного лица Голландца.
— Время не терпит.
— А что, если мы проверим? — стоял на своем Римо.
— Ладно, мастер Чиун проэкзаменует Пурселла.
Римо нехотя отошел в сторону.
Мастер Синанджу шагнул в камеру. Голландец попятился. Кореец принялся гонять его по комнате, пока не загнал в угол, увешанный рисунками.
На бледном лице Иеремии появился страх. Он задрожал всем телом, тряслись и льняные пряди его длинных волос.
Без предупреждения Чиун повернул Пурселла лицом к стене. Показались медные застежки, которыми крепились завернутые за спину рукава смирительной рубашки. Мелькнул острый ноготь, и рукава свободно повисли вдоль тела.
— Ударь меня, — попросил кореец.
Голландец только захихикал.
Чиун тут же стал описывать кривые перед лицом Пурселла. Каждый финт заканчивался выпадом, но ответных ударов не последовало.
Нахмурившись, мастер остановился. Не встречая никакого сопротивления, его пальцы принялись нащупывать на плече Голландца чувствительный нерв. Потеряв сознание, Пурселл упал.
