Когда люди узнали, что Иисус идет в Иерусалим, они запротестовали.
– Разве пастух бросает своих овец из-за боязни волков. спросил Иисус. – Я знаю своих овец, а мои овцы знают меня, как я знаю Отца и как Отец меня знает. Я отдам жизнь за своих овец.
Люди подняли факелы высоко над головой, чтобы лучше разглядеть Иисуса в сгущавшейся мгле. Вдруг Иисус кого-то узнал в толпе.
– Это ты, Фома? – крикнул он.
Фома отделился от толпы и подошел к Иисусу.
– Вот и я, учитель!
Казалось, Фома готов расплакаться. Выглядел он уставшим.
– Ты богат умом, Фома, то есть ты беден, поскольку одного ума маловато. Только сердце дарит мудрость.
– Я с тобой, учитель.
– Что заставило тебя изменить мнение? – спросил Иисус.
– В первый раз или сейчас? – ответил вопросом на вопрос Фома.
Иисус не смог сдержать смех. Фома тоже рассмеялся. Толпа оцепенела. Значит, Мессия может шутить?
– Ах ты, старая обезьяна! – сказал Иисус.
– Ты рассмешил Мессию? – спрашивали у Фомы люди, удивленные и одновременно раздосадованные этим.
Даже Симон-Петр и Андрей были потрясены весельем, о причине которого они даже не догадывались. Только Иоанн улыбался, поскольку все понял.
– Значит, греки отправили тебя восвояси? – спросил Симон-Петр.
– Чума на голову этим грекам! – воскликнул Фома. – Они смеются слишком редко.
– Возможно, это ты смеешься слишком часто, – возразил Симон-Петр.
– А ты слишком редко, – сказал Фома. – Сам Господь смеется. Так кто ты такой, чтобы все время быть хмурым?
– Господь смеется?! – возмутился Симон-Петр.
– Какое богохульство! – воскликнул Андрей.
– О чем говорят эти люди? – спросил зевака.
– Говорю тебе, Симон-Петр, печальное лицо не доведет тебя до добра! – сказал Фома.
– Разве Господь смеется? – спросил у Иисуса молодой человек, стоявший в толпе.
– Если Господь может гневаться, почему же Он не может смеяться? – ответил Иисус.
– Но над чем же Господь может смеяться? – не унимался молодой человек.
– Над абсурдностью жизни, – ответил Иисус.
– Но почему Он над этим не плачет? – спросил старик.
– А почему вы представляете себе Господа как яростную или печальную силу? – стал рассуждать Иисус. – Почему вы полагаете, что он отдал смех в исключительное пользование человечеству? разве собаки смеются? Или крокодилы? Или львы? Или рыбы? Если человек есть отражение Господа на земле, разве это не означает, что Господь тоже умеет смеяться?
– Это слишком сложно для моего бедного ума! – воскликнул старик. – Я впервые слышу, что Господь смеется! Такое может утверждать только Мессия!
– А мне по душе мысль, что Господь смеется, – сказал молодой человек.
– Мне тоже, – подхватил Иоанн.
В толпе начали спорить по поводу причин веселья Господа, идеи которая привела в замешательство всех. Один богатый человек пригласил Иисуса и его учеников на ужин. Казалось, возвращение Фомы придало Иисусу бодрости. Иоанн заметил это. Сидя во время ужина рядом с Иисусом, он спросил:
– Ты по-прежнему думаешь, что должен принести себя в жертву?
Иисус кивнул.
– Но ты полон жизни!
– Неужели ты думаешь, что Господу приносят в жертву только больных овец? – возразил Иисус. – Или что смех затуманивает сознание?
Фома услышал вопрос Иисуса и наклонился к молодому человеку.
– Это самый грозный риф для любой мысли, – прошептал он. – Все противоречия связаны между собой.
Когда Иисус удалился в покои, отведенные ему хозяином, он сразу лег и быстро уснул. Посреди ночи его ноги наткнулись на что-то теплое – это было человеческое тело. Ему не пришлось садиться, чтобы узнать, кто это. Свернувшись калачиком, как пастушья собака, в ногах Иисуса спал Иоанн. Сон долго не шел к Иисусу, который никак не мог прийти в себя от мысли, что любовь и смерть были так близки к нему, как пресная и соленая вода в устье реки.
Следующей остановкой по дороге в Иерусалим стал Назарет. Мыза, на которой много лет назад Иосиф заявил сыну, что то не станет священником, нисколько не изменилась. Им смогли предложить только птицу, яйца и сыр. И больных, которые надеялись, что Иисус их вылечит. Некоторые рассчитывали даже излечить от старости, поскольку к ним пришел сам Мессия.
– А мертвые? – спросил старый крестьянин. – Нельзя ли их воскресить?
Этот вопрос был задан в первый же вечер в присутствии всех жителей Назарета перед старой синагогой, такой маленькой и душной, что люди предпочли остаться на улице. Сначала Иисус молчал, чувствуя, что его ученики оторопели, услышав столь наивный, но вполне логичный вопрос. Действительно, почему бы Иисусу не подмять покойников из могил, если он посланец Бога?
– Зачем я буду поднимать мертвых из земли? – спросил Иисус. – Зачем я буду возвращать молодость старикам? Только чтобы опровергнуть утверждение, что человеческая жизнь должна по воле Господа когда-то закончиться? Или же чтобы отсрочить Судный день, дату которого знает Он один? И вы в самом деле ждете этого от меня? Чтобы я ниспроверг законы, которые Господь, наш Отец, установил в своей Божественной мудрости и которые соблюдаются испокон веков? Если это так, вы заблуждаетесь. Я служитель Господа и уважаю Его волю. Нет, мне хотелось бы верить, что вы ждете от меня знака, свидетельствующего о той власти, какой Он меня наделил. Тем самым я укреплю вашу веру. Но позвольте мне рассказать вам одну притчу. Некий человек был богат, одевался в порфиру и виссон…
Притча! Они любили притчи, все любят притчи! Каждый затаил дыхание, а в их глазах засверкали искорки детского простодушного любопытства.
– И каждый день пиршествовал блистательно. Был также некий нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя, лизали струпья его. Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его. И в аду, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его и, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем. Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь – злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь; и сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят.
Иисус сделал паузу. Фома скорчил гримасу, и Иоанн это заметил.
– Что с тобой?
– Это ужасная, ужасная притча! – прошептал Фома.
– Но почему?
– Она восхваляет зловещую и подлую месть, разве ты не понимаешь?
– Дай ему закончить, – шепнул Иоанн.
– Тогда сказал он: так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им чтобы и они не пришли в это место мучения. Авраам сказал ему у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их. Он же сказал: нет отче Аврааме, но если кто из мертвых придет к нам, покаются Тогда
Какое-то время собравшиеся молчали, трепеща от ужаса. Прямо над их головами пролетело несколько
