– А я-то думал, что у нас в Антиохии спокойно… – пробормотал он.
– Вы слышали, что говорят астрологи? – через несколько мгновений вновь заговорил Иорам. – Вся Антиохия взбудоражена их предсказаниями.
– Слышал, конечно, слышал, – ответил Иосиф Аримафейский. – Ирод тоже слышал. И первосвященник Иисус. И некоторые другие. Мне бы очень хотелось составить точное представление об этих астрологах.
«Некоторые другие» действительно слышали о том, что астрологи прочли на небе. Слухи об этом событии проникли даже далеко на запад.
– Ты слышал? – спросил ессей, искавший саранчу в зарослях папируса на берегах озера Мареотис, у встречного рыбака-иудея. – В Израиле родился царь. Хвала Всевышнему!
– Ты знаешь, как его зовут? – откликнулся рыбак, бросая обратно в воду карликового сомика.
– Имей веру в Господа. Он знает и откроет нам его имя, когда настанет срок.
Слухи, докатившись до Александрии, смешались с ароматами амбры и кедра и запахом вяленой рыбы. Вскоре Иосиф услышал их отголоски в разговоре своих учеников.
– Знаете ли вы, учитель, что в Палестине родился царь? Подумать только, возможно, он родился одновременно с вашим сыном!
– Успокойся, сын мой. Думай лучше о работе. Этот штырь слишком толстый, он не подойдет.
В ту ночь старый человек увидел во сне, что его глаза открылись свету небесному. Утром он спросил себя: «Разве у Ирода есть еще один сын?»
Глава VI
Отклики на смерть царя
Полусонные рыбаки на своих бутрах, находившихся в нескольких сотнях локтей от Приморского Элевсина, восточного предместья Александрии, не могли не заметить, как и многие другие, что вокруг одной из вилл горит непривычно много факелов. Рыбаки прекрасно знали это здание, поскольку именно там они продавали самый удачный улов, который их сети вытаскивали из морских глубин. Эта вилла отличалась от всех прочих александрийских построек великолепной колоннадой из белого мрамора, привезенного из Греции, и изящными террасами-цветниками, тянувшимися вплоть до усыпальницы Стратона. Она принадлежала богатому греческому торговцу Крисилаиосу, возможно, другу, но, вне всякого сомнения, фавориту римского префекта Гая Петрония, правителя Египта. Как правило, сады освещали три десятка факелов, придававших статуям розоватый оттенок человеческого тела. Но на этот раз яркий свет на побережье отбрасывали не менее трехсот факелов.
Слышны были непривычные отголоски – это отражались даже от небольших волн обрывки приказов на греческом и египетском языках, которые Крисилаиос отдавал многочисленным слугам и рабам, черным, белым и цветным, сгибавшим спины под градом ругательств, эхо которых металось между лепными потолками и вымощенными плитами полами.
– Где тигровые шкуры? Почему на этой шкуре не выведены пятна от вина? Немедленно удалите их или поплатитесь головами! Кипрское вино уже охладилось? Налейте мне кубок, я попробую… Ты, да, ты! Я не желаю, чтобы в эту часть дома доносились запахи с кухни! Положите на треножники побольше ладана… Эй, ты! Почему эти три факела погасли? Я возлагаю на тебя ответственность за все факелы в саду! Сет! Как дворецкий ты будешь следить, чтобы все факелы вдоль дороги горели до моего дальнейшего распоряжения… Это вино слишком крепкое, разбавьте его немного водой и разлейте в чаши. Не забудьте положить кедровые палочки! Если вы взболтаете осадок, я побью вас палкой! Эти венки на двери уже завяли! Что, ни у кого, кроме меня, нет глаз, чтобы замечать подобные вещи? Сет! Пусть все вымоют ноги, как только закончат приготовления, и наденут свои самые красивые сандалии… Пусть те, кто слишком потеет, помоются в бане. Это мой дом, а не гарнизонная казарма! Опять воняет! Положите сандаловые палочки на треножники, стоящие около стола, а то ладан испортит аромат соусов…
Устав вести ожесточенную кампанию в доме, Крисилаиос спустился на террасу, чтобы лично удостовериться, что на все статуи надеты свежие венки. Затем он искупался в бассейне и отдал свое толстое тело в распоряжение массажиста, который натер его смуглую кожу ароматическими маслами. Крисилаиос ожидал визита самого высокопоставленного во всем Египте гостя, префекта Гая Петрония, от милости которого зависело его благоденствие. Он уже принимал в своем доме префекта, но хотел, чтобы нынешний прием превзошел по роскоши предыдущий, поскольку собирался просить об одной услуге. Будучи выразителем интересов сообщества греческих торговцев, Крисилаиос хотел, чтобы префект запретил иудейским торговцам продавать пряности. Торговля пряностями, поступавшими морским путем из Баригазы и Барбарикона к берегам Красного моря, в порты, расположенные на уровне Элефантины, откуда их по Нилу доставляли в Александрию, составляла одну из главных статей доходов греков в Египте. До недавнего времени они сохраняли на нее исключительное право. Но вот некоторые иудеи заключили тайные сделки с финикийскими торговцами, привозившими пряности из Абиссинии, – пряности низкого качества, разумеется! Эти иудеи нарушили молчаливое соглашение, начав продавать ароматическую древесину – товар, условно закрепленный за греками. Но тогда речь еще не шла о пряностях. А теперь иудеи, набравшись наглости, принялись продавать корицу и ваниль, а также лечебные снадобья и даже рога носорогов и кат… С этим невозможно было смириться! И Крисилаиос, внимательно глядя в зеркало, изобразил на своем лице негодование, чтобы продемонстрировать его префекту.
Но этот столь тщательно разработанный план с треском провалился. Префект приехал на целый час позже условленного времени. Он хмурился и к тому же был полностью поглощен разговором с сопровождавшими его чиновниками, который почему-то велся шепотом. Он едва притронулся к яствам. И только перед самым отъездом, когда префект остановился на ступеньках виллы, чтобы поправить тогу, застегнутую на массивную гранатовую брошь, грек смог изложить римлянину свою просьбу. Но слушал ли римлянин грека? Ум Гая Петрония целиком занимали новости, прибывшие тем же утром вместе с финикийским кораблем: умер Ирод Великий. Не было ни малейших сомнений в том, что Рим вскоре приступит к реорганизации системы правления на Востоке.
На другом конце города в своей мастерской, расположенной в квартале Дельты, плотник Иосиф стряхивал деревянные опилки, прилипшие к его сандалиям и платью, собираясь возвращаться домой, – пора было ужинать, – когда на пороге появился сын раввина Авраам с искаженным от переполнявших чувств лицом.
– Меня за вами послал отец, – сказал он. – Он хочет видеть вас как можно скорее.
– Да будет угодно Господу, чтобы не произошло ничего страшного! – воскликнул Иосиф.
– Не волнуйтесь. Я полагаю, что отец хочет вам сообщить хорошие, вернее, очень хорошие новости.
Иосиф поручил старшему из учеников проследить, чтобы все светильники были тщательно погашены перед тем, как он закроет мастерскую, и, дрожа от волнения, поспешил в синагогу в сопровождении Авраама.
Во дворе уже собралась толпа. Женщины ждали около ворот, и время от времени кто-нибудь из них испускал пронзительный крик. Мужчины запели:
– Благословен будь, Всевышний! Да благословен будет Он, кто наделил нас терпением дождаться этого счастливого дня!
Подняв густые брови, с глазами, полными слез, Иосиф бросился навстречу раввину, который заключил старика в объятия.
– Брат! – воскликнул Елеазар. – Возрадуйся в Господе! Ирод умер! Силы зла, бросавшие вызов Всемогущему Господу на протяжении тридцати семи лет, наконец побеждены! Три дня назад душа тирана предстала перед Создателем, а его бренные останки гниют в земле, на глубине четырех локтей, в Иродионе!
Иосиф закрыл глаза и покачнулся. Крепкие руки стоявших вокруг мужчин подхватили старика и усадили на скамью. Он открыл глаза и дал волю слезам. Иосиф смог взять себя в руки только через полчаса.
– Скажите, скажите, – попросил он дрожащим голосом, – кто ему наследует?
– Похоже, в своем завещании Ирод назначил Филиппа, сына, которого ему подарила Клеопатра, князем Трахонитиды, – ответил раввин. – Ирод Антипа, сын его сестры Саломии и, следовательно, его племянник, становится тетрархом, а другой сын, Архелай, – царем.
– Архелай… – пробормотал Иосиф. – Покончим ли мы когда-нибудь с этим отродьем? Значит, вся семья
