собственность таких людей, как священники Храма, Иосиф упрямо твердил:
– Еще ни одна Книга не закрывалась навеки.
Или:
– Даже шакал учит своих детенышей обходить тропу охотника.
Однажды утром Илия, один из учеников Иосифа, сын хлебопека, поставлявшего хлеб для солдат римского гарнизона, пришел в мастерскую с опозданием. Он объяснил, что ему пришлось помогать отцу месить тесто, поскольку хлеба требовалось в два раза больше, чем обычно.
– Почему? – спросил Иосиф.
– Вы разве не знаете? Прошлой ночью из Сирии прибыло пятьсот солдат.
– Пятьсот?
– Пятьсот. На закате пришли к моему отцу и велели выпечь на двести пятьдесят хлебов больше. Затем они велели Ханину сделать то же самое. Вы не выходили в город? Люди взбудоражены. Одни лавки закрылись через час после открытия, другие и вовсе не открывались. Это все из-за зелотов.
Несколько учеников оторвались от работы и подняли головы.
– Кто такие зелоты? – спросил Иисус у подмастерья.
– Мятежники. Их вожди – Иуда Галилеянин и Садок. Несколько дней назад в Хоразиме они убили двух римлян. Раввин заперся в синагоге, испугавшись, как бы зелоты не попросили его о помощи, – с издевкой пояснил подмастерье.
– Я вспомнил, как рыболов Самуил говорил мне, что в Хоразиме перепись вызвала недовольство, там начались беспорядки.
– Перепись! – простонал Иосиф. – Перепись! Еще одна напасть, о Господи!
У него задрожал подбородок.
– Почему ты ничего не сказал мне об этом, сын мой?
Иосиф заметался по мастерской. Стружки так и летели из-под его сандалий.
– Вот и хорошо, что убили этих двух римлян, – сказал подмастерье. – Настало время показать прокуратору Копонию и его приспешнику Квиринию, правителю Сирии, что мы не агнцы, покорно бредущие на заклание. Меч Давида только зарыт в землю, но не сломан.
Он скрестил руки на груди. Иосиф повернулся к нему.
– Ты зелот?
– Нет. Но два моих двоюродных брата – зелоты. И если они меня позовут, я присоединюсь к ним.
– Вы не знаете, вы все не знаете, куда это может завести. Но вы должны были по крайней мере предупредить меня!
– Мы защитим вас, отец, поскольку вы человек справедливый. Все равно рано или поздно вы узнали бы о беспорядках, вызванных переписью. Сегодня утром в город приехали сборщики налогов, чтобы обнародовать эдикт прокуратора. И уже нашлись люди, которые твердо решили не платить податей.
– А что дальше? – спросил Иосиф. – Их побьют камнями или бросят в тюрьму, или же они будут вынуждены спасаться бегством. В любом случае все их имущество будет конфисковано, и они потеряют гораздо больше той суммы, что им пришлось бы заплатить сборщикам налогов.
– Мы объявили войну, отец, – сказал подмастерье. – Лучше погибнуть, сражаясь, чем безропотно подставить шею под топор палача. К тому же в Капернауме много зелотов. Они могут задать римлянам такого жару, что тем придется худо!
Побледневший Иосиф вышел из мастерской.
– Расскажите мне о зелотах, – попросил Иисус.
– Это такие же люди, как и мы, их, как и нас, унижают римляне и презирают священнослужители.
– Сколько их?
– Разве это важно? Содом могли бы спасти несколько человек!
– Давайте сражаться вместе с ними! – крикнул один из учеников.
– Давайте объявим римлянам войну!
Со всех сторон послышались возгласы одобрения. Мастерскую сотрясали воинственные крики. Воздух дрожал, рассекаемый импровизированными деревянными мечами.
– Тихо! – крикнул подмастерье Симон, коренастый мужчина с седеющими волосами. – Кто из вас когда- либо слышал, что бывают безоружные и неподготовленные солдаты? Пока просто не теряйте бдительности. Придет время, и вожди скажут вам, что нужно делать. И помните: хитрость – тоже оружие. Метко брошенный ночью камень порой стоит удара мечом. А теперь за работу!
Но когда наступил вечер, учениками вновь овладело беспокойство. Они кричали, что у них есть кулаки, чтобы проломить череп, и мышцы, чтобы поднять дубину и сломать ею позвоночник кого-нибудь из римлян. Они кричали так громко, что Иосиф вышел из дома и принялся их резко отчитывать:
– Ваши руки не станут сильнее рук римлян, пока Господь не придаст им силы! Возвращайтесь домой и молите нашего Господа, чтобы он вооружил вас!
Вечером к Иосифу пришли соседи и сказали, что на берегу озера, недалеко от города, вспыхнул огонь. Отец и сын вышли на улицу. Горел какой-то дом. Было видно, как метались зажженные факелы.
Они вернулись домой, легли и попытались заснуть. Но неглубокий сон был прерван настойчивыми ударами кулаков в дверь. Иосиф зажег свечу и отодвинул засов. Слабый свет озарил два горевших возбуждением лица, по одному из которых текла кровь.
– Мир дому твоему, Иосиф, сын Иакова, – сказал раненый мужчина. – Не спрячешь ли ты нас? А на рассвете мы уйдем.
– Разве мы с вами знакомы?
– Я Иуда. Все зовут меня Иудой Галилеянином. Моего спутника зовут Натаном. Нас преследуют римляне.
Иосиф кивнул. Они вошли. Дверь тут же была заперта на засов.
– Туда! – бросил Иосиф, указав вглубь дома. – Если придут римляне, вы сможете убежать через задний двор.
Мария налила в лохань воды, разорвала простыню на полоски и взяла с полки мешочек с листьями подорожника. Иисус с любопытством разглядывал пришедших. Иуда был ранен в самую макушку. Рана была нанесена, несомненно, кинжалом, поскольку меч разрубил бы череп до самого основания. Натан же остался невредимым. И тому и другому было лет тридцать. Особенно привлекал к себе внимание Иуда, но не потому, что черты его квадратного лица и черная борода, тоже квадратная, придавали ему сходство с набатеем, а главным образом потому, что, несмотря на ранение, он улыбался. Когда Иосиф начал промывать рану, удаляя засохшие сгустки крови, придававшие волосам странную форму, Иуда и глазом не моргнул. Он тоже с любопытством разглядывал Иисуса.
– Ты Иисус, – сказал он.
– Ты хорошо осведомлен, – пробормотал Иосиф, склонившись над головой зелота. – Полагаю, что обо всех нас тебе рассказал мой подмастерье Симон. Он же указал и на мой дом.
– Симон умер, – отозвался Иуда. – Ему отрубили голову.
Иосиф покачнулся, но Иисус успел его поддержать. Однако старик быстро пришел в себя и оттолкнул сына.
– Симон был храбрецом, – сказал Натан.
Это была вся надгробная речь.
Иосиф приложил размоченный в винном уксусе лист подорожника к обработанной ране. И хотя его руки дрожали, действовал он умело. Стенам мастерской не раз доводилось видеть раны, нанесенные пилой или рубанком.
– В любом случае… – начал было Иуда, но, не договорив, упал со стула.
Иосиф похлопал его по щекам, и вскоре Иуда открыл глаза.
– Я хотел сказать…
– Ты это скажешь позже, – оборвал Иуду Иосиф.
– Дай им кислого молока и хлеба, – велел он сыну. Затем Иосиф обратился к ночным гостям: – Когда поедите, ложитесь спать. Я вас разбужу еще до рассвета.
Иосиф наложил Иуде повязку, напоминающую ту, которую обычно делают покойникам, чтобы их нижняя челюсть не отвисла.
