Иисус принес еду. Иуда несколько секунд пристально смотрел на него, а потом сказал:
– Да будет благословен Тот, кто дарует нам этот хлеб, и пусть будет благословен слуга, который подает нам его. Да будет благословен Тот, кто ведет по дороге своих солдат и милосердных людей.
И он принялся за еду.
– Господь хранит защитников Закона, – сказал Иосиф.
– Десять человек умерли, – пробормотал Иуда, – за пятерых римлян, горящих в огне геенны.
Он поправил повязку на голове, лег поудобней и заснул.
– Отдай нам своего сына, – обратился к Иосифу Натан.
– Не надо натравливать его на истинных врагов, – отозвался Иосиф. – Его защищают наши стены.
– Ты, отец, говоришь, как Садок.
– Кто это?
– Еще один предводитель.
– Но он саддукей.
– Да, ты прав.
– По крайней мере хотя бы один саддукей оказался хорошим человеком, – сказал Иосиф.
Натан прыснул, сдерживая смех.
– Тогда отдай своего сына Садоку.
Глаза Иосифа гневно сверкнули.
– Есть более достойные занятия, чем убивать римлян.
– Убивать иудеев, разумеется.
– Это ты называешь их иудеями, а я – отщепенцами, забывшими о Законе.
– Ты отдашь нам сына, если мы разорвем на куски некоторых священников Иерусалима?
– И подожжете Храм?
– И подожжем Храм, – с улыбкой повторил Натан.
– Послушайте вы, оба, – заговорил Иосиф. – Насилие ни к чему не приведет, если народ не поймет, какой цели вы хотите достичь. Десять восстаний не стоят нескольких вовремя сказанных слов. Вам нужны не мечи, а пророки.
– Что же делать? – спросил Натан, сдерживая зевок. – Проповедовать?
– Выпусти слово, и оно полетит дальше стрелы или дротика, – развил мысль Иосиф.
Натан уснул. Иосиф и Иисус переглянулись.
– Мы будем спать по очереди, по часу, – сказал Иосиф. – Иди ложись..
Ночные бабочки кружились вокруг светильника. На рассвете им суждено было умереть.
Когда отец пришел будить Иисуса, тот что-то бормотал. Во сне он с кем-то сражался.
– Не забудь меня разбудить. У них нет ни малейшего шанса. Я слишком стар, а ты слишком молод. Оружие… – задумчиво произнес Иосиф и пожал плечами.
Иисус отправился сторожить сон гостей.
– Выпусти слово… – бормотал он.
Какое сражение, бог армий? Какое сражение? Сырость, проникшая в дом, предвещала агонию ночи. Иисус открыл ставень слухового окна. Через час наступит рассвет. А Давид, Господи? Разве не он убил Голиафа? «Выпусти слово…» Он пошел будить Иосифа, который походил на то, чем вскоре станет: слишком плоский под своим платьем, практически растворившийся в глубоких складках. Старик открыл глаза и уставился на Иисуса. Ни малейшего сострадания. Нет, у стариков больше не было сострадания. Не сказав ни слова, он не сомневался: сын правильно его понял.
Они разбудили незваных гостей. Иосиф проверил состояние раны: опухоль немного спала. Он открыл дверь и вышел в темноту. Разве там пела славка? Иосиф покачал головой. Зелоты накинули на головы капюшоны и вышли. Ночь поглотила их. В глубине комнаты показалась Мария.
– Я подогрела молоко, – сказала она.
– Куда они направляются? – спросил Иисус.
– Ветер разносит зерна, – ответил Иосиф.
Палестина окрасилась в сиреневые тона.
Мастерская открылась, как обычно.
Первым прибежал сын хлебопека.
– Я был вместе с Симоном… – начал он.
– Я знаю, – оборвал его Иосиф.
Самуил, помощник подмастерья, пришел с опозданием.
– Римляне наводнили город. Они арестовывают всех раненых мужчин. Убиты двенадцать иудеев и семь римлян.
Он надел браки. Иосиф поручил Иисусу следить за порядком в мастерской и отправился спать. Незадолго до полудня работа в мастерской остановилась.
– А вот и они, – сказал Илия.
Все прильнули к окнам. По тропинке, ведущей от дороги к мастерской, шли трое мужчин. Двое из них были римские солдаты. Мария, развешивавшая только что выстиранное белье, стремглав бросилась в дом. Когда эти люди подошли к двери мастерской, все разглядели кожаный фартук мытаря. Иисус спокойно ждал их, сложив руки на груди. Они окинули его презрительными взглядами. Вышел Иосиф, дернул бородой в их сторону.
– Иосиф, – крикнул мытарь, взъерошенный человек с хриплым голосом, – я пришел за десятиной, взимаемой прокуратором Галилеи. Ты должен заплатить шесть динариев за жену, сына и за себя самого и по сестерцию за каждого из твоих работников.
Мытарь прищурился и опустил руки в широкий карман фартука – то ли чтобы немного успокоиться, перебирая деньги, которые он уже собрал, то ли чтобы казаться более значимым.
– Это в два раза больше, чем в прошлый раз, – невозмутимо произнес Иосиф. – Тогда я заплатил три сестерция за семью и по одному дупондию за каждого ученика. На ту сумму, которую ты требуешь, мы могли бы жить два месяца.
Мытарь по-прежнему щурился, словно сова, застигнутая врасплох дневным светом.
– Ты отказываешься платить? – выдержав паузу, спросил он.
– Я не отказываюсь. Я пытаюсь тебе объяснить, что ты требуешь намного больше разумного.
– Подати были установлены прокуратором от имени Августа. Я не уполномочен обсуждать это с тобой или кем-либо еще. У тебя есть деньги?
Солдаты, с которых под доспехами ручьями лился пот, сделали шаг вперед.
– Я пойду за деньгами, – сказал Иосиф.
Мытарь и солдаты ждали, не зная, куда деться от осуждающих взглядов учеников. Иосиф вернулся, держа в руке кошелек. Он развязал тесемку и девять раз опустил в него руку, чтобы взять монету, приговаривая звонким голосом:
– Бери, мытарь, два динария за мою супругу, затем два динария за моего сына… Затем еще два динария за меня. Считай хорошенько, мытарь, поскольку может случиться, что я даю тебе деньги в последний раз! До следующего года я могу умереть, и, кто знает, ты тоже можешь умереть, а вот рассыпанные кости считать придется шакалам! Теперь один сестерций за моего ученика Илию… и один за Иеремию… и еще один за Иоканаана… и еще один за Ахазия… и последний, смотри хорошенько, за моего ученика Зибеона. Хорошо ли ты сосчитал, мытарь? Впрочем, не важно, хорошо ли ты считаешь, Господь сосчитает лучше в Судный день.
Каждый раз мытарю приходилось протягивать рук за монетой. И каждый раз, когда он пытался приблизиться к Иосифу, чтобы избежать такого унижения, тот отступал, и поэтому деньги приходилось брать, протягивая руку. В конце представления лицо мытаря приобрело нездоровый вид и по цвету напоминало гниющее мясо.
– А твой подмастерье Симон? – спросил мытарь со злобной усмешкой.
– Этой ночью он умер. И ты, мытарь, прекрасно об этом знаешь. Дороги стали опасными. Поберегись и ты. А то рискуешь встретить на них демонов.
Лицо мытаря приобрело фиолетовый оттенок.
– Ты никогда больше не сможешь покидать свой дом ночью, мытарь. Ты будешь похож на крысу,
