— Мой дом удобный. Несколько слуг, но они большей частью занимаются лошадьми. Я люблю сам о себе заботиться. И не люблю обременять людей.
Она едва не рассмеялась:
— Должно быть, тебе нравится быть королем.
— Нет, — равнодушно ответил он. — Но таков мой долг.
«Долг, — подумала она, внезапно разозлившись. — Где это чувство долга было тринадцать лет назад, когда я отчаянно нуждалась в тебе, а ты меня бросил?»
Положив руки на колени, она быстро заморгала и отвернулась.
— Жасмин, что такое?
— Ничего! — Она скорее умрет, чем позволит Карифу аль-Рамису увидеть ее плачущей. Она научилась быть сильной. — Я просто вспомнила, что однажды ты мечтал о доме в пустыне. Теперь он у тебя есть.
— Да. — Его тон внезапно стал жестким. — И я буду твоим соседом. Мой дом находится всего в тридцати километрах от поместья Умара Хаджара.
Жасмин резко повернулась. О боже, она уже забыла об Умаре. Ведь она помолвлена! Не следует ей пялиться на губы другого мужчины!
Но она не могла сдерживаться. Тем более что этим мужчиной был Кариф, которого она всегда любила. Единственный ее любовник. И до вчерашнего дня — единственный мужчина, которого она целовала…
Умар впервые поцеловал Жасмин только тогда, когда она приняла его предложение о замужестве. Его поцелуй был деловым и официальным — способ подтверждения сделки, когда неуместно рукопожатие. Он явно не торопился увлечь Жасмин в постель, что ей понравилось. Их брак будет основан на более важных принципах: у них будет семья. И она не просто успокоит родителей и сестер. Жасмин наконец станет матерью и будет воспитывать его сыновей.
— Ты знаешь его детей? — спросила она низким голосом.
Кариф кивнул:
— Да, старших — Фади и Бишра. Они хорошие дети. Уважительные.
Уважительные? Что-то они не показались ей такими, когда она встретила их в прошлом году в Нью- Йорке. По меньшей мере, к Жасмин уважения они не проявили. Четверо мальчиков недоброжелательно уставились на нее, прижавшись к отцу и француженке-няне по имени Леа, будто Жасмин была им врагом. Она вздохнула. Но разве можно обвинять детей, чья мать недавно умерла?
— Я надеюсь, с ними все в порядке, — прошептала она. — Я встречалась с ними лишь однажды. Им трудно пришлось. Особенно малышу, — прибавила она, отводя взгляд.
— Им нужна мать, — тихо сказал Кариф. — Ты будешь им хорошей матерью.
Она со вздохом посмотрела на него. Он наклонился через стол, в пламени свечи его взгляд стал резким. Кариф был так близко…
— Спасибо, — тихо произнесла она. Печаль сковала ее сердце, когда в памяти возникли невысказанные воспоминания.
«Вы не знали, что она беременна, мой господин? — Голос доктора отражался эхом в ее мозгу спустя много лет. — Она выживет, но никогда не сможет забеременеть снова…»
Жасмин уронила серебряную вилку на тарелку. Крепко сцепив руки на коленях, она постаралась изгнать воспоминания из памяти.
— Ты всегда хотела детей, — сказал Кариф, мрачно поджав губы. — И теперь ты выходишь замуж за Умара Хаджара. В любом случае вы удачная пара. Твой отец должен тобой гордиться.
— Теперь да, — прошептала она и покачала головой. — Ему всегда был безразличен мой успех в Нью-Йорке. Он даже отказывался от денег, которые я пыталась посылать семье. — Она подняла глаза. — Но я всегда верила, что когда-нибудь он простит меня. Большей частью я добилась успеха благодаря ему! — Она тяжело вздохнула и продолжала: — Когда я впервые приехала в Нью-Йорк, у меня не было ничего. Не на что было жить. Моей единственной знакомой там оказалась двоюродная бабушка, и она была больна. Вернее, она умирала. В переполненной крысами квартире.
— Я узнал, — тихо сказал он. — После.
Жасмин прищурилась, глядя на него, чувствуя прилив горечи:
— Я работала в трех местах, чтобы прокормиться обеим. Потом, — прошептала она, — за месяц до ее смерти я внезапно обнаружила чек от отца на сумму в пятьдесят тысяч долларов. Это спасло нас. Я вложила в дело все до пенни, и постепенно это принесло доход. И если бы не его деньги, — тихо сказала она, — я по-прежнему была бы офисной уборщицей… — Жасмин нахмурилась, наклонив голову: — Но когда я стала благодарить моего отца за деньги, он заявил, что ничего об этом не знает…
Кариф рассеянно смотрел на рубиново-красное вино, вращая бокал в отсвете свечей. И внезапно до нее дошло:
— Мой отец не посылал мне денег. Это был… ты?…
Он не ответил.
Жасмин жадно глотнула воздух.
— Это был ты! — прошептала она. — Ты отправил мне эти деньги десять лет назад. Не мой отец, а ты!
Поджав губы, он поставил бокал на стол и кивнул.
— Но в письме говорилось, что они от моего отца…
— Я боялся, что ты не примешь их от меня. Поэтому вынужден был солгать.
— Да… солгать. Похоже на то.
— Я собирался посылать деньги каждый год, но они тебе уже не понадобились. — В голосе Карифа послышалась гордость. — Ты превратила небольшую сумму в целое состояние.
— Но зачем ты это сделал, Кариф?
— А ты не догадываешься? — Он взял ее за руку и поцеловал в ладонь.
По ее телу пробежал трепет. Она подняла глаза. Глубины его голубых глаз были бесконечны, как море в мерцающем свете.
— Потому что ты
В голубом зале наступило молчание, внезапно нарушенное грохотом фейерверка, отчего задрожали оконные стекла.
Она отдернула руку:
— Нет, я не жена!
— Ты дала клятву, — спокойно произнес он, — и я ее дал.
— Это было незаконно. Не было свидетелей.
— По законам Кайса это не имеет значения.
— Этот брак никогда не признают в суде Кьюзи.
— Мы женаты.
Через высокие арочные окна Жасмин увидела в темном небе очередную вспышку фейерверка.
— Отказ может послужить причиной развода…
Кариф посмотрел на нее.
— Твой отказ? — тихо спросил он. — Или мой?
Она перевела дух и выпалила:
— Я была вынуждена уехать из Кьюзи! Меня вынудили!
— Меня тоже заставили…
Ее глаза сверкнули.
— Мы были почти детьми и не понимали, что делаем.
Пока фейерверк продолжался, освещая разноцветными спиралями ночное небо, грохоча, как раскаты грома, Кариф наклонился и нежно прикоснулся к лицу Жасмин.
— Я знаю, — низким голосом произнес он. — И ты знаешь.
Напряжение между ними росло. Его взгляд упал на ее губы. Жасмин насторожилась. Ее грудь внезапно налилась, соски напряглись.
