Некоторое исключение составлял еще ветврач Зырянов. Заходить к нему в амбулаторию вместе с Глазычевым Мухтару нравилось.
Здесь пронзительно пахло зеленым мылом, а мыться Мухтар любил. Он охотно вскакивал на длинный амбулаторный стол, под кварцевую лампу, и спокойно стоял, разрешая Зырянову осматривать лапы, шерсть, глаза, уши. Нравилось ему, как старик беседует с Глазычевым: тихо, без угроз, не размахивая руками.
Мухтар вообще всегда внимательно прислушивался к тому, каким тоном разговаривают с его проводником. Он даже полагал, что Глазычев порой проявляет излишнюю доброту или легкомыслие, разрешая кое-кому непозволительные интонации. Было как-то, что на городских осенних состязаниях Мухтар сработал неважно, и председатель комиссии, майор, начал довольно сильно распекать проводника:
– Управляете собакой плохо, лейтенант…
Мухтар сидел рядом, подле непривычно вытянувшегося в струнку Глазычева, и, задрав морду, удивленно посматривал на него, не выпуская из поля зрения майора.
– Безотказность у вашей собаки совершенно неотработана. Защиту своего проводника выполняет она лениво!..
У майора был и без того непочтительный голос, а сейчас голос этот, наточенный раздражением, резал Мухтаров слух до невозможности. Поставив вздрагивающие уши, он покрепче уперся передними лапами в землю.
Искоса видя, что собака волнуется, Глазычев сильно натянул поводок и вежливо попросил председателя комиссии:
– Пожалуйста, потише говорите, товарищ майор…
– Что-о?! – повысив голос, возмутился майор.
И тут Мухтар рванулся к нему; проводник еле удержал его, откинувшись всем своим туловищем назад.
Майор же оступился, его поддержали под локотки два члена комиссии.
В результате этого неприятного случая – в сущности, из-за того, что Мухтар не умел различать погоны, – он получил на состязаниях диплом третьей степени, вместо диплома второй степени.
– Не любит твой Мухтар критики, – язвительно сказал Глазычеву Дуговец.
– А какая собака ее любит? – ответил Глазычев.
Слава шла к Мухтару медленно, задерживаясь в пути. Он долго пробавлялся мелкими делами; имущество, найденное им, оценивалось небольшими суммами денег, и все это были квартирные или чердачные кражи.
– Они с Глазычевым ударяют по частному сектору, – посмеивались в питомнике. – Одних подштанников на тыщу рублей гражданам вернули.
Глазычев добродушно улыбался в ответ и только однажды, возвратясь как-то особенно усталым после трудного, неудачного суточного дежурства, внезапно зло огрызнулся:
– Мне портки какого-нибудь работяги не менее дороги, чем десять тысяч государственных денег!
– Это как же понимать? – насторожился Дуговец.
– А вот так и понимай. У меня с моим псом такая точка зрения…
Побывал Мухтар у Глазычева дома. Забежав как-то по дороге из Управления домой перекусить, проводник привел свою собаку. Этот визит оставил в душе Мухтара мучительное воспоминание.
Сперва, подымаясь по лестнице, он думал, что они идут работать. По привычке принюхиваясь к ступенькам, он только удивлялся сильному запаху проводника, который, правда, шел рядом, но запах курился не от него, а от каменных ступеней. Когда же они вошли в квартиру, то Мухтар тревожно вскинул к проводнику морду, желая, очевидно, объяснить, что в таких условиях никакая работа не мыслима. Здесь решительно все насквозь пропахло проводником.
В довершение к этому из какой-то комнаты с радостным криком выбежал мальчик и метнулся к Глазычеву.
– Папка пришел! С Мухтаром… – кричал он, взбираясь на руки к отцу.
Из тех же комнатных дверей появилась женщина, она тоже имела серьезные права на Глазычева, – это Мухтар понял тотчас же. Женщина поцеловала проводника, взяла у него пальто и повесила на вешалку.
– Нам бы чего-нибудь пожевать, Лидочка, – попросил ее Глазычев.
Они вошли в комнату. Мальчик слез с отцовских рук на пол и двинулся к собаке.
– Осторожно, – сказала женщина. – Вовка, поди сюда.
– Ничего, – сказал Глазычев. – Мухтар понимает.
Мухтар угрюмо смотрел на приближающегося Вовку. Мальчик был до ужаса похож на проводника – такой же квадратный, добродушно-широколицый, с румяными скулами и косо поставленными глазами; когда он подошел совсем близко, Мухтар быстро взглянул на Глазычева: проводник был тут, он сидел за столом. И этот же проводник – только маленький, слабый и глупый протянул Мухтару конфету.
– Возьми, Мухтар, – приказал Глазычев.
Мальчик совал конфету прямо в собачий нос; еще никто никогда не смел так нахально обращаться с Мухтаром. Рычанье созрело у него в груди, в горле, он еле дышал, чтобы оно не прорвалось сквозь стиснутые клыки.
– Ты доиграешься! – тихо сказала Глазычеву жена.
