стал отцом двух близнецов. Его жена обвинялась в убийстве. Мисс Райленд следовало посоветоваться со мной, прежде чем занимать там должность.
— Леди Рексфорд никогда не представала перед судом, — грубым тоном ответил кучер. — Они нашли настоящего убийцу. И близнецы еще совсем младенцы. Слишком малы для гувернантки.
— Совершенно верно. Тогда интересно, что это за родственник, — поинтересовалась миссис Олмстед, ожидая информации.
— Без сомнения, не мне об этом говорить. Я всего лишь правлю каретой. Должно быть, нашлось что- то получше, чем ее последняя работа, если судить по тому, что я слыхал. — Теперь кучер сделал паузу, тоже ожидая какой-нибудь информации.
Ничего не последовало, за исключением кивка в знак согласия.
— Полагаю, я должна быть рада за нее, даже если это означает, что мне придется искать нового жальца. Я буду скучать по юной леди, так и знайте. Она ни разу не причинила мне никаких неприятностей.
— Приятная девица, не так ли?
Домохозяйка была рада поговорить, пока с трудом тащила свое пышное тело по лестнице в комнату на чердак.
— Она — леди, — заявила ему пыхтящая и сопящая миссис Олмстед, — и не важно, что ей пришлось работать. Она не важничала или что-то в этом роде, но вела себя прилично, скромно и учтиво. К тому же она регулярно ходила в церковь, что доказывает ее благопристойность. — Хозяйка выглянула в крошечное окно бывшей комнаты Симоны, то, что выходило на улицу и на дом Лидии Бертон. — Не то, что женщины в доме напротив, которые пропускают больше воскресных служб, чем посещают. Что не удивительно, учитывая, в какое время они ложатся спать. В самом деле, я могу рассказать вам…
— Так эта комната теперь сдается, э? — проговорил Харольд, открывая потрепанный дорожный сундук под карнизом, чтобы добавить туда книги к уже имеющимся, два платья, снятые с крючков, обтрепанный халат, фланелевую ночную рубашку и маленький портрет. Он засунул маленькую связку писем в карман своего сюртука, но ударился головой о потолок, когда выпрямился. — У вас есть еще комнаты в наем, на случай, если я столкнусь с какими-нибудь шишками, ищущими квартиру? Никогда не знаешь, кто в эти дни может забраться ко мне в карету.
— Господи, это будет и в самом деле по-добрососедски с вашей стороны, мистер… ах?
— Харольд, мэм, — ответил кучер, слегка приподняв шляпу не поднимая глаз, пока почесывал голову, а затем вытирал рот рукой.
— Комнаты большие, чем эта?
— Ну, я сама, естественно, живу на первом этаже, чтобы иметь возможность наблюдать за тем, когда мои жильцы приходят и уходят. Я не допускаю никакого надувательства в моем доме, вы же понимаете.
— Я по-другому и не думал, мэм.
Она бросила сердитый взгляд на темный сюртук кучера.
— И к тому же никаких домашних животных.
Харольд быстро отряхнул свой рукав.
— Я запомню это, мэм. Тогда как насчет второго этажа? Там тоже занято?
— Мистер Фордайс занимает апартаменты целиком. — Миссис Олмстед поджала губы. — Он вовремя платит арендную плату — и это почти все хорошее, что я могу сказать о нем. Он никогда не ходит в церковь, вот так. К тому же почти не разговаривает. Полагаю, он слишком занят, пересчитывая свои монеты. Инвестор, вот как он себя называет. Бессердечный язычник, как назову его я, который никогда не разделит ни с кем ни пинту пива, ни пирожок, и не поболтает немного. Но платит он вовремя. — Она вздохнула. — И больше, чем стоят эти комнаты. В любом случае, я опечалена из-за девушки. Я буду по ней скучать. — Хозяйка засунула в саквояж несколько вещей мисс Райленд, вещей, не предназначенных для мужских глаз, как сказала она ему.
Харольд не сводил глаз с домовладелицы, несмотря на то, что она была набожной христианкой, чтобы убедиться, что все имущество мисс Райленд попадет в саквояж. Затем он закрыл сундук и взвалил его на плечо.
— Боже, ну и сильный же вы, не так ли? — восхитилась миссис Олмстед. — Не думаю, что вы ищете жилье, а?
— Нет, мэм, — ответил Харольд, торопясь вниз по лестнице и на улицу к экипажу, догадываясь, что грузная вдова, не важно, посещает она регулярно церковь или нет, имела в виду нечто большее, чем просто комнату. — Я хорошо устроен там, где живу сейчас. — Он погрузил сундук, передал мальчику, сидящему на козлах, саквояж и вручил миссис Олмстед монету за ее труды. Затем кучер заявил, что должен пойти обратно наверх, чтобы в последний раз все осмотреть и убедиться, что они ничего не забыли.
Миссис Олмстед решила подождать внизу.
— Полагаю, нет необходимости нам обоим снова взбираться по этой лестнице.
В ее голосе послышался оттенок сомнения, так что Харольд быстро сказал:
— Нет, мэм, — и начал подниматься, перешагивая через две ступеньки, чтобы побыстрее скрыться с глаз хозяйки. Однако он постучал в дверь другого квартиранта перед тем, как добраться до чердака.
— Пришел, чтобы передать вам прощальное послание от мисс Райленд, — проговорил кучер, когда низенький мужчина средних лет, с бледной кожей, глубоко посаженными глазами и обвислыми щеками открыл дверь.
Тот нахмурился, либо из-за вторжения, либо из-за информации.
— Она съезжает, да?
Харольд услышал проблеск сожаления, когда квартирант облизал губы, его язык высунулся изо рта, словно у гадюки. Харольд собирался передать свое сообщение ударом кулака в мягкое брюхо, которое нависало над брюками этого человека.
— Ну, что такое? — требовательно спросил инвестор. — Я занят.
Харольд прикоснулся к полям своей коричневой шляпы и с рабской покорностью опустил глаза.
— Извините, что оторвал вас, мистер, ах…?
— Фордайс, любезный. Малькольм Фордайс.
Кучер отступил назад. Он решил воздержаться от урока хорошего поведения по отношению к беззащитным женщинам до тех пор, пока не проведет небольшое расследование. Почему этот угрюмый тип солгал о том, что он занят, и о том, как его зовут?
Симона, тем временем, оставалась в личной гостиной Лидии Бертон, надеясь, что за ней приедут до темноты, когда, как она предположила, начнут приезжать посетители-джентльмены. Миссис Бертон имела сияющий вид, приносила ей чай и маленькие сандвичи, так что Симона сделала вывод, что она довольна, даже удовлетворена тем, что майор Харрисон сказал ей по пути из клуба. Мадам, казалось, знала о том, что договоренность еще не завершена, потому что не прекращала отпускать озорные намеки на то, как понравиться джентльмену.
Симона почти подавилась едой. Мужчины делают… что? Они хотят, чтобы женщина делала… что? Несомненно, такой старик, как майор Харрисон не станет ожидать…
Господи. Все, что ее мать говорила ей — это то, что она будет наслаждаться этим с правильным мужчиной. Симона помнила, как спросила мать о том, что произойдет, если тот мужчина, о котором шла речь — ее молодой викарий — будет знать так же мало, как и она. Ее мать, наполовину француженка и наполовину цыганка, рассмеялась и заявила, что мужчины рождаются со знанием того, что нужно делать. А если он не знает, значит, он — неправильный мужчина. Симона попыталась выбросить из головы мысли о своей матери. И мысли о голом майоре Харрисоне.
Лидия быстро рассказала ей о том, как предохранять себя от беременности, и дала ей маленький мешочек с губкой. Симона сомневалась, что майор Харрисон мог зачать ребенка, если такие попытки не доводят его до учащенного сердцебиения, но она приняла подарок и совет. Затем девушка позволила любопытству побороть свою застенчивость, и она спросила:
— Если вы настолько сведущи в… в удовольствии, то почему майор не пригласил вас? Это стоило бы не так дорого, отняло бы меньше времени, и было бы менее рискованного для него, так как он совсем не знает меня.
