- Втыкала…
- И не берёт?
- Не берёт…
Старый колдун удручённо покачал редеющими патлами, затем вздёрнул бровь и вопросительно посмотрел на Глеба.
- Подешевле старался, чтоб в расход не вводить… - помявшись, объяснил тот. - Не подслушку же соседке предлагать! Штука дорогая. Полгода настаивалась…
- Под… чего?.. - Калерия мигом навострила уши.
- Да это, видишь, такое зелье, - вынужден был растолковать кудесник. - В чай плеснёшь или ещё куда… Во-от… И кто выпьет - тот услышит, что о нём думают. Только, ты учти, лить надо чуть-чуть, капель двадцать, а то оглушит. Действует, правда, недолго - до десяти досчитать не успеешь… И следующую порцию - только через сутки, не раньше! Средство сильное…
- Ой, а зачем это мне?..
- Да не тебе… - Колдун поморщился. - Дочери плеснёшь. Как услышит мужнины мысли, сразу на развод подаст…
- Ой, так откуда ж я знаю, какие у него мысли? А вдруг…
- Леонтьевна! - изумлённо отшатнувшись, вскричал Ефрем. - Побойся Бога! Ты нам что о своём зяте рассказывала?..
- Ой… - Калерия вконец растерялась.
- Врала, что ли?..
Внутренняя улыбка увяла.
- Ну, так прямо и скажи: врала!..
- А-а… - Внезапно Калерию накрыло озарение. - А самой сначала попробовать можно?
- Глеб! - позвал колдун. - Отмерь ей в пузырёк двадцать капель… Или даже двадцать пять. Вернее будет… - Он снова повернулся к соседке. - Выпьешь с чаем, послушаешь, что он там о твой дочке думает… Ну, а тогда уж сама решай: приходить тебе за добавкой, не приходить…
- А за пробу платят?
- Нет, - терпеливо сказал Ефрем. - За пробу не платят. Бери пузырёк и беги, пока я добрый…
- Ловко ты, - уважительно заметил Глеб, когда Калерия Леонтьевна, припрятывая на ходу бесплатную скляницу, торопливо исчезла за дверью.
Колдун самодовольно огладил реденькую бородёнку.
«Ма-ау-у…» - презрительно-зловеще взвыло под окном. Серо- белый Калиостро во всеуслышание обвинял черного недруга в умственной неполноценности.
К вечеру, как и следовало ожидать, грянула оттепель. Для настоящей баклужинской зимы сроки ещё не приспели. За открытой форточкой рушилась капель. Колдун и его ученик сидели по разные стороны стола и предавались чтению на сон грядущий.
Глеб Портнягин угрюмо вникал в потрёпанную чёрную книгу времён самиздата и понимал помаленьку каким образом завелась в учителе эта пагубная тяга к спиртному. «Кориандровая, - читал он древние наставления, - действует на человека антигуманно, то есть, укрепляя все члены, расслабляет душу…» Глеб насупился и украдкой взглянул на Ефрема. При матовом уютном свете маленькой, но яркой шаровой молнии, неподвижно зависшей над столешницей, морщинистое лицо наставника казалось благостным и умиротворённым. Старый колдун неспешно листал уникальное издание Библии, снабжённое не только перекрёстными ссылками, но ещё и смайликами, поскольку поди пойми, когда Он говорит всерьёз, а когда иронизирует.
Примерно к десяти часам, разрушив своим появлением гармонию бытия, опять ворвалась Калерия. Пришлось включить верхний свет, а шаровую молнию временно выгнать в форточку.
- Ой! - выдохнула соседка. - Беру! Сколько эта ваша подслушка стоит?
Глазёнки её продолжали выпрыгивать от восторга, даже когда ей назвали цену.
- Нормально сработало? - поинтересовался Глеб, пересчитывая купюры, вырученные за пятьдесят капель зелья.
- Ещё как нормально! - ликовала Калерия. - Он такое о ней подумал… Такое подумал… Ну, сама завтра услышит! Всё услышит!..
- Так что подумал-то? - вмешался Ефрем.
Калерия набрала полную грудную клетку воздуха и выпалила победно:
- Подумал: «Такая же сука, как мамаша!»
- Ай-яй-яй-яй… - посочувствовал старый колдун. - Надо же!.. Только, слышь, Леонтьевна! Когда завтра зелье подольёшь, сама там с ними не торчи. На рынок, что ли, сходи… А то ведь Ленка и твои мысли услышит. Нехорошо получится…
На следующее утро, завершая дезактивацию лестничной клетки, Глеб обнаружил, что пролётом ниже стоит и ждёт окончания священнодействия дочь Калерии Леонтьевны Леночка. Её гладкое, несколько акулье личико показалось ему сегодня малость растерянным.
- Привет, - неуверенно сказала она. - А я к вам…
Когда к колдуну обращаются с просьбой или хотя бы просто с вопросом, сразу он ни за что не ответит. Похмурится, почванится по обыкновению, а потом уж, если повезёт, словцо обронит. Все прекрасно понимают, что так положено, - и никто не обижается. Говорливость (и то брюзгливую) могут позволить себе лишь корифеи уровня Ефрема Нехорошева.
Портнягин сдвинул брови и принялся тщательно расправлять тряпку у порога. Доведя её до геометрической правильности, встал, осмотрел критически и только потом искоса взглянул на Леночку.
- Заходи, - глухо велел он.
Пропустил гостью в квартиру, прикрыл дверь.
- Здравствуйте, дядя Ефрем, - оробело приветствовала гостья старого кудесника, что тоже выглядело немного странно, поскольку обычно дочь Калерии Леонтьевны робостью не отличалась.
- Здравствуй, Леночка, здравствуй… - откликнулся тот. - А мать на рынок пошла?
- На рынок… - Помолчала, решаясь. Потом вскинула глаза - и призналась испуганно: - Дядя Ефрем! Кажется, я ведьма…
- А что такое?
- Пьём сейчас чай - и вдруг слышу Кешины мысли!
- Вона как… И что ж он подумал?
Бледные щёки молодой акулки потеплели.
- Подумал: «Ах ты, моя лапушка…» - потупившись, проговорила она. - И, главное, нежно так…
Колдун и ученик переглянулись.
- Не-ет… - убеждённо сказал наконец Ефрем Нехорошев. - Это знаешь что? Это мы вчера зелье тут нечаянно разлили. А перекрытия-то хлипкие… за ночь, видать, к вам протекло… Больше не повторится… Так что живи спокойно, Леночка, никакая ты не ведьма…
- Вы его почаще проливайте! - с вызовом посоветовала она, мгновенно становясь собой.
