на плечи пряди разной длины, я задумалась — может, пора отпустить волосы подлиннее?
После завтрака, к которому ни я, ни Джил почти не притронулись, мы поехали в Центральный кампус. Автобус был переполнен. Только около трети учащихся жили на полном пансионе, остальные были местными, и все они собрались сегодня на занятия. Во время поездки Джил почти не разговаривала; похоже, она снова плохо себя чувствовала. Не поручусь, но мне показалось, что лицо у нее бледнее обычного. Глаза снова были красные, а под ними залегли черные тени.
Проснувшись посреди ночи, я увидела, что Джил крепко спит, поэтому не знала, в чем же проблема. Честно говоря, эти синяки под глазами были первым изъяном, который я видела на коже мороев — всегда идеальной, фарфоровой. Неудивительно, что Джил могла спать допоздна: ей, в отличие от меня, не приходилось заботиться о пудре и тональном креме.
И все утро Джил продолжала прикусывать губу и обеспокоенно оглядываться по сторонам. Может, она просто нервничала, оказавшись среди одних только людей. Казалось, ее вовсе не беспокоило то, что придется находить нужные аудитории, выполнять различные задания. А меня это все еще слегка пугало.
«Просто переходи из одного кабинета в другой,— твердила я себе.— Это все, что ты должна делать».
Первым уроком у меня значилась античная история. Эдди направлялся в ту же аудиторию и, увидев меня, налетел с вопросами:
— Она в порядке? Ты ее видела?
— Мы вообще-то живем в одной комнате, поэтому — да, видела.
Мы уселись за соседние столы, и я улыбнулась Эдди.
— Успокойся. С ней все в порядке. Похоже, она нервничает, но не удивительно.
Эдди кивнул, но не слишком уверенно. Сосредоточив внимание на преподавательнице, он все равно словно еле сдерживался, чтобы не ринуться проверять, как там Джил.
— Добро пожаловать, добро пожаловать.
Нашей преподавательницей была женщина лет сорока с чем-то, с тронутыми сединой жесткими черными волосами и такая энергичная, что могла бы сравниться в этом с Эдди. Судя по гигантской кофейной кружке, об источнике энергии нетрудно было догадаться. Я слегка позавидовала, поскольку нам не дозволялось приносить в класс напитки — тем более что в кафетерии общежития кофе не варили. Я не знала, как выживу следующие несколько месяцев без кофеина. Наряд учительницы демонстрировал ее неравнодушие к вязаным вещам.
— Я — миссис Тервиллигер, ваш прославленный гид в чудесном путешествии по античной истории.
Говорила она громко и чересчур торжественно, отчего несколько моих одноклассников захихикали.
Преподавательница показала на молодого человека, сидевшего позади нее, рядом с большим столом. Тот со скучающим видом наблюдал за классом, но, когда она к нему повернулась, встрепенулся.
— А это мой помощник, Трей, которого, думаю, некоторые из вас знают. Трей — мой ассистент на этот период, поэтому по большей части будет сидеть тихонько в уголке и заполнять бумаги. Но будьте с ним повежливее, потому что, весьма возможно, именно он будет вносить ваши оценки в компьютер.
Трей слегка помахал рукой и ухмыльнулся нескольким своим друзьям. Он был очень загорелым, с черными волосами, длина которых бросала вызов правилам дресскода. Аккуратно выглаженная форма придавала ему деловой вид, но его темные глаза озорно поблескивали, и я решила, что он не относится к своей должности очень серьезно.
— Продолжим,— продолжала миссис Тервиллигер,— История важна потому, что учит нас нашему прошлому. А изучая прошлое, вы начинаете понимать настоящее, поэтому можете принять аргументированные решения, касающиеся будущего.
Она сделала драматическую паузу, чтобы мы уяснили ее слова. Убедившись, что мы прониклись благоговением, преподавательница подошла к ноутбуку, подсоединенному к проектору. Нажала несколько клавиш, и на экране в передней части комнаты появилось здание с белыми колоннами.
— Может ли кто-нибудь сказать мне, что это такое?
— Храм? — выкрикнул кто-то.
— Очень хорошо, мистер...
— Робинсон,— сообщил парень.
Вытащив планшет, миссис Тервиллигер изучила список.
— А, вот вы где. Робинсон. Стефани.
— Стефан,— поправил молодой человек, покраснев, когда его друзья захихикали.
Миссис Тервиллигер подоткнула очки на переносице и прищурилась.
— Да, так и есть. Слава богу. Я уж подумала, как вам, наверное, трудно живется с таким именем. Извиняюсь. Я разбила очки — нелепое происшествие во время игры в крокет — и была вынуждена захватить сегодня старые. Итак, Стефан, а не Стефани, вы правы. Это храм. Можете ли уточнить, какой именно?
Стефан покачал головой.
— Кто-нибудь может предложить другой ответ?
Ответом была лишь тишина, и я, сделав глубокий вдох, подняла руку. Пора было проверить, что это такое — быть настоящей ученицей. Миссис Тервиллигер посмотрела на меня и кивнула.
— Это Парфенон, мэм.
— Так и есть,— подтвердила она.— И как вас зовут?
— Сидни.
— Сидни...
Она сверилась со своими записями и удивленно подняла взгляд.
— Сидни Мельбурн? О боже мой! Ваш выговор не похож на австралийский.
— Э-э... Сидни Мелроуз, мэм,— поправила я.
Миссис Тервиллигер нахмурилась и протянула записи Трею, который, похоже, считал, что мое имя — самая смешная штука на свете.
— Смените меня, мистер Джарез. Ваши юные глаза лучше моих. Если я буду продолжать, так все время стану превращать мальчиков в девочек и абсолютно милых юных леди в потомков преступников. Итак,— миссис Тервиллигер снова сосредоточилась на мне,— Парфенон. Вы что-нибудь о нем знаете?
Остальные наблюдали за мной, по большей части с дружеским любопытством, но я все равно чувствовала, как давит на меня то, что я оказалась в центре внимания. Глядя лишь на миссис Тервиллигер, я ответила:
— Это часть Акрополя, мэм. В Афинах. Он был построен в пятом веке до Рождества Христова.
— Не нужно обращаться ко мне «мэм»,— сказала миссис Тервиллигер,— Хотя немного уважительности действует для разнообразия освежающе. А ответ — блестящий.
Она оглядела остальных.
— А теперь скажите мне вот что. С какой стати нас должны заботить Афины или то, что происходило больше пятнадцати сотен лет назад? Какое отношение это может иметь к нам, живущим сегодня?
Снова молчание и ускользающие взгляды. Когда невыносимая тишина растянулась как будто на несколько часов, я начата снова поднимать руку. Миссис Тервиллигер не заметила этого и оглянулась на Трея, который положил ноги на учительский стол. Парень немедленно сбросил ноги со стола и выпрямился.
— Мистер Джарез,— объявила миссис Тервиллигер,— пора отработать ваше жалованье. Вы проходили это в прошлом году. Можете вы сказать, почему события в античных Афинах для нас важны? Если не можете, мне придется снова вызвать мисс Мельбурн. Похоже, она знает ответ, и подумайте, в какое неловкое положение это вас поставит.
Трей взглянул на меня, потом снова на преподавательницу.
— Ее зовут Мелроуз, а не Мельбурн. И демократия была основана в Афинах в шестом веке. Многие из правил, которые там установили, действуют и сегодня в нашем обществе.
Миссис Тервиллигер театрально прижала руку к сердцу.
