примерно в девять двадцать.
— Удивительная точность, — заметил Эйб таким тоном, будто она сказала что-то забавное. — Консьерж подтверждает это?
— Нет, — холодно ответила Айрис. — Но это и не требуется. Швейцар запомнил время, потому что как раз собирался уйти на перерыв. Когда произошло убийство, мисс Хэзевей была одна. У нее нет алиби.
— Ну, это вытекает из довольно сомнительных фактов, — заметил Эйб.
Однако по поводу времени никаких больше обсуждений не последовало. Свидетельство было зафиксировано в официальном протоколе. Мне не нравилось, как идет допрос, но после услышанного благодаря Лиссе примерно этого и следовало ожидать. Отсутствие алиби — это, конечно, плохо, но я разделяла сомнения Эйба. Предъявленного до сих пор явно недостаточно, чтобы отдать меня под суд. Насчет Адриана никаких вопросов больше задано не было — тем самым он оставался в стороне.
— Имеется вещественное доказательство, — провозгласила Айрис, на этот раз с крайне самодовольным видом.
Она понимала, что отсутствие у меня алиби на время убийства еще ничего не значит, но сейчас не сомневалась, что попала в «яблочко».
Это оказался серебряный кол.
Ей-богу, в прозрачном пластиковом контейнере лежал серебряный кол, блестящий в ярком свете, кроме острия, темного от запекшейся крови.
— Этим колом была убита королева, — заявила Айрис. — Колом мисс Хэзевей.
Эйб рассмеялся, правда-правда.
— Ох, оставьте! У стражей огромный запас совершенно идентичных колов.
— Где в данный момент ваш кол? — Будто не слыша его, Айрис посмотрела на меня.
Я нахмурилась.
— У меня в комнате.
Она повела взглядом по залу.
— Страж Стоун?
Поднялся высокий дампир с пышными черными усами.
— Да?
— Вам было поручено провести обыск комнаты и вещей мисс Хэзевей?
— Вы обыскивали мою… — гневно начала я, но взгляд Эйба заставил меня закрыть рот.
— Верно, — ответил страж.
— Вы обнаружили какой-нибудь серебряный кол? — спросила Айрис.
— Нет.
С тем же самодовольным видом она повернулась к нам; Эйб, однако, выглядел так, словно находил эту новую информацию еще более нелепой, чем предыдущая.
— Это ничего не доказывает. Она могла потерять кол, не заметив этого.
— Потерять его в сердце королевы?
— Мисс Кейн! — предостерегающе сказала судья.
— Прошу прощения, ваша честь, — вкрадчиво ответила Айрис и снова обратилась ко мне: — Мисс Хэзевей, у вашего кола есть какие-нибудь характерные особенности? Что-то, позволяющее отличить его от других?
— Д-д-да.
— Можете описать, что это?
Мною овладело дурное предчувствие.
— Узор, выгравированный возле острия. Геометрический.
Стражи иногда делают гравировку. Я нашла этот кол в Сибири и с тех пор хранила его. Точнее говоря, Дмитрий прислал кол мне, когда он выпал из его груди.
Айрис направилась туда, где сидели члены Совета, и прошла мимо, демонстрируя каждому контейнер. Потом она показала его и мне.
— Это ваш узор? Ваш кол?
Действительно, это был он. Я открыла рот, собираясь сказать «да», но потом поймала взгляд Эйба. Ясное дело, открыто он не мог говорить со мной, но его мысль была ясна.
— Это… Узор очень похож, — наконец ответила я. — Но с уверенностью я не могу сказать, мой ли это кол.
Улыбка Эйба показала мне, что я ответила правильно.
— Конечно не можете, — заявила Айрис, как будто ничего другого не ожидала, и отдала контейнер судебному клерку. — Однако теперь, когда Совет убедился, что узор соответствует описанию, и, по словам мисс Хэзевей, кол похож на принадлежащий ей, позвольте обратить ваше внимание на то, — она с победоносным видом подняла очередную бумагу, — что на нем обнаружены ее отпечатки пальцев.
Вот оно. То самое «неопровержимое доказательство».
— А какие-нибудь другие отпечатки пальцев есть? — спросила судья.
— Нет, ваша честь. Только ее.
— Это ничего не означает. — Эйб пожал плечами. Возникло ощущение, что если бы я встала и призналась в убийстве, он и тогда заявил бы, что это еще не доказательство. — Кто-то надел перчатки и украл у нее кол. На нем есть отпечатки ее пальцев, потому что он принадлежит ей.
— Это слишком притянуто за уши, вам не кажется? — спросила Айрис.
— Это скорее ваши доводы притянуты за уши, — возразил он. — Как она могла проникнуть в королевскую спальню? При такой-то охране?
— Ну, на эти вопросы можно будет получить ответы в суде, — сказала Айрис. — Однако, учитывая обширные записи в личном деле мисс Хэзевей касательно ее незаконных проникновений в самые разные места и других нарушений дисциплины, лично у меня нет сомнений, что она могла найти способ пробраться туда.
— У вас нет доказательств. Нет даже версии.
— В этом нет необходимости — на данном этапе, — ответила Айрис. — Представленного материала достаточно для передачи дела в суд. А мы ведь даже не упоминали о том, что мисс Хэзевей выражала королеве свое недовольство законом о снижении возрастного ценза в присутствии огромного количества свидетелей. Если угодно, могу представить расшифровку стенограммы, где, кстати, приведены и другие, весьма эмоциональные высказывания мисс Хэзевей, сделанные публично.
В сознании вспыхнуло воспоминание. Я стою с Даниэллой и зло выкрикиваю — на глазах множества свидетелей, — что королеве не удастся подкупить меня никаким назначением. Глупо с моей стороны — так же, как без официального приглашения являться на «Вахту смерти» или сетовать на то, что королеву защищают гораздо лучше, чем Лиссу, которую захватили в плен стригой. Можно сказать, я сама дала Айрис массу материала для обвинения.
— И еще, — продолжала она. — Нам также известно, что королева крайне неодобрительно относилась к связи мисс Хэзевей и Адриана Ивашкова, в особенности после того, как они покинули двор с намерением пожениться. — Я открыла рот, чтобы возразить, но Эйб снова остановил меня взглядом. — Есть масса других свидетельств неоднократных публичных столкновений ее величества и мисс Хэзевей. Хотите, чтобы я представила письменные доказательства этого, или, может быть, перейдем к голосованию?
Вопрос был обращен непосредственно к судье. Я не очень-то разбираюсь в законах, но все выглядело чертовски убедительно. Меня определенно можно рассматривать как подозреваемую в убийстве, вот только…
— Ваша честь? — обратилась я к судье; по-моему, как раз в тот момент, когда она собиралась сделать заявление. — Могу я высказаться?
Она на мгновение задумалась.
— Не вижу причин для отказа. Для нас важны все свидетельства.
Ах, мои действия на свой страх и риск явно не входили в планы Эйба! Он устремился к барьеру, рассчитывая дать мне мудрый совет попридержать язык, но двигался недостаточно быстро.
— Хорошо, — заговорила я, стараясь, чтобы моя речь звучала как можно разумнее, и изо всех сил
