Пролог
Я был там – в том месте, которое помню только, пока сплю.
Я уже знал человека, стоявшего передо мной. Но поскольку я не принял «шкатулку», то и вспомнить это место не могу, кроме как во сне. И когда именно был этот разговор, тоже не знаю.
– Помнишь, что я тебе говорил в прошлый раз? О том, что я могу тебя отличать от других, хотя вообще тебе подобные все на одно лицо.
Не помню. У меня такое ощущение, что я правда когда-то слышал эти слова, но в то же время такое ощущение, что не слышал.
– После недавних событий я начал понимать, почему это так. Почему я могу отличать тебя от других? Причина. Вероятно, это потому, что ты, ничего не отвергая, в то же время ничего не принимаешь.
Для меня это не более чем игра слов.
– В первую очередь: «повседневная жизнь», о которой ты все время говоришь, – совсем не то, что «повседневная жизнь», как ее понимают все. Ты в свое понимание «повседневной жизни» включаешь и то, что «чему суждено быть утраченным, будет утрачено», правда? Это-то и отличается от понимания «повседневной жизни» другими. Другие люди н е у м е ю т р е ш а т ь п р о б л е м ы п о м е р е и х в о з н и к н о в е н и я.
Эти слова он произнес улыбаясь.
– Любой и каждый человек искажен. И их «повседневная жизнь» искажена в соответствии с их представлениями и ценностями. Можно сказать, что «шкатулка» навязывает это искажение другим. Ты чутко воспринимаешь эти умышленные искажения «повседневной жизни» чужими «шкатулками» – и находишь их отвратительными. Или я ошибаюсь?
Я правда без понятия, о чем это он. Отпусти меня уже.
– На этот раз под ударом оказался ты сам. И все же ты не позволил личности «владельца» поколебать тебя, ты остался собой. Потому что ты автоматически распознаешь искажения, вызванные другими, именно как искажения. И вполне естественно, что ты их не приемлешь, раз уж знаешь, что это искажения. Но знаешь? Именно твоя способность обнаруживать такие искажения и отличает тебя от других. Следовательно – т ы н и ч е г о н е п р и н и м а е ш ь.
Я машинально нахмурил брови, но он, не обращая на это внимания, продолжил.
– С моей точки зрения, ты видишь ужасающе мало. Но тем не менее – у тебя есть такой дар. Ааа, кажется, понимаю. Возможно, ты – похож на меня.
Прекрати уже.
На мой взгляд, он омерзителен.
Когда я ему так и сказал, он рассмеялся, и его текучая внешность стала какой-то знакомой.
«0», выглядящий точь-в-точь как я, Кадзуки Хосино, произнес:
– Могу ли я рассматривать это как нелюбовь к себе подобному?
Неправда!
У нас с тобой совершенно ничего общего.
29 апреля (среда), День Сёва[1]
29 апреля (среда) 00:02
29 апреля (среда) 23:57
30 апреля (четверг)
30 апреля (четверг) 00:00
30 апреля (четверг) 12:37
Обеденный перерыв.
Я зевнул. Виной тому был, скорей всего, загадочный телефонный звонок, разбудивший меня в шесть утра.
«Сегодня я приготовлю тебе бэнто[2]».
Звонок был сброшен прежде, чем я успел хоть что-то сказать в ответ.
Какого?..
Шел последний день апреля, началась Золотая неделя, скоро нас ждут несколько выходных подряд. Я вышел в коридор и, как всегда, стал ждать Отонаси-сан. Мы каждый день обедаем в школьной столовке, но вот сегодня она впервые делает для меня бэнто.
– Кадзу-кун! Я все слышала, Кадзу-кун! Сегодня тебя ожидает большое событие, Бэнто-с-Марией, да?!
Шумная парочка тут как тут. Коконе обошла меня со всех сторон, Харуаки стоял рядом и ухмылялся.
– Харуаки, я же тебе говорил никому не рассказывать, потому что спокойной жизни ведь не будет!
– Говорил, но я сам решаю, слушаться или нет!
Этот тип просто ужасен.
– Кадзу-кун, ну так что с этим милым дельцем?! Объясняй давай в подробностях!
– …В общем, я сам толком не понял, но сегодня рано утром мне по телефону…
– «Доброе утро!» по телефону! Ну это точно любовь-морковь!
Господи, пожалуйста, пусть люди разучатся говорить.
