Мне в памяти не отказала тьма,Но вижу — ты печалями томима,И оттого теплей моя тюрьма,Как если б я любовью серафимаВладел; я счастлив красотой твоей,Я мертв, но я люблю еще сильней».41Дух прорыдал: «Прощай!» — и сгинул в бездне,Оставя темноту искриться. Так,В полночный час раздумья и болезни,Нас угнетает каждый прошлый шагИ больше прочих — труд, что бесполезнейВсех дел земных, и мы глядим во мракИ видим искры тлеющие эти.—Очнулась дева только на рассвете.42«Увы! — она сказала. — Эта ложьБыла прикрытьем нашему несчастью —Я думала, от рока не уйдешь,Сама судьба нас наделила страстью, —Но вижу я кровавый братнин нож!О Призрак милый! Ты нездешней властьюОтверз мне очи: я приду к тебе,И да внимает Бог моей мольбе!»43Уж рассвело, и дева осторожноПридумала, как братьев обмануть,Добраться до чащобы и, возможно,Найти к могиле драгоценный путь, —И если впрямь видение неложно,Излить всю скорбь любимому на грудь.И в лес, когда решение созрело,Пошла со старой нянькой Изабелла.44Они спустились медленно к реке,И дева здесь кормилице украдкой,Завидевши опушку вдалеке,Шепнула что-то. «Что за лихорадкаТомит тебя, дитя, зачем в рукеТы держишь нож?» — и страшная разгадкаНашлась, когда к концу склонился день:Могила под каштаном и кремень.45Кому не доводилось на кладбище,Бродя в тиши, которой равных нет,Сквозь почву видеть гробовое днище,Истлевший саван, череп и скелет,Вселяя душу мысленно в жилище,Пустующее столько долгих лет?Ах! В этих чувствах скорби слишком малоВ сравненье с тем, что дева испытала.46Взор Изабеллы проникал до днаСквозь комья почвы, вплоть до сердцевины,Ей раскрывала тайну глубинаЯснее, чем хрусталь речной стремнины.Так над могилой высилась онаПодобно лилии лесной долины[454] —Но стала вдруг со страстию былойКопать ножом земли присохший слой.47Над вышитой перчаткою ЛоренцоПришлось ей вскоре тягостно вздохнуть;Несчастная, бледнее полотенца,Перчатку эту спрятала на грудь,Что предназначена кормить младенца, —Но тут же, не замешкавшись ничуть,Продолжила работу Изабелла —Лишь локон поправляла то и дело.