Свирепый страж у двери снова лег,И юная чета ступила за порог.42О, сотни лет, должно быть, пролетели, —Следы влюбленных стерты, сметены…В ту ночь барон метался по постели,И всех его гостей душили сны:Вампиры, черти, ведьмы, колдуны.Анджела утром умерла от страха,Над ней молитвы были прочтены…Сто тысяч «Ave»[459] не спасли монаха,И он заснул навек средь ледяного праха.
Прекрасное пленяет навсегда.К нему не остываешь. НикогдаНе впасть ему в ничтожество. Все сноваНас будет влечь к испытанному крову [461]С готовым ложем и здоровым сном.И мы затем цветы в гирлянды вьем,Чтоб привязаться больше к черноземуНаперекор томленью и надломуВысоких душ; унынью вопрекиИ дикости, загнавшей в тупикиИсканья наши. Да, назло порокуЛуч красоты в одно мгновенье окаСгоняет с сердца тучи. ТаковыЛуна и солнце, шелесты листвы,Гурты овечьи, таковы нарциссыВ густой траве, так под прикрытьем мысаРучьи защиты ищут от жары.И точно так рассыпаны дарыЛесной гвоздики на лесной поляне.И таковы великие преданьяО славных мертвых[462] первых дней земли,Что мы детьми слыхали иль прочли.
1817
Гимн Пану
Перевод Е. Витковского
…и пел огромный хор:«О ты, кто свой раскидистый шатерВосставил на шершавые стволыНад морем тишины и полумглы,Цветов незримых и лесной прохлады;Ты наблюдаешь, как гамадриадыРасчесывают влажные власы,И бессловесно долгие часыВнимаешь песне тростника в водеВ местах пустынных и злотворных, гдеПлодится трубчатый болиголов,И вспоминаешь, грустен и суров,Как за Сирингой долго гнался тыСквозь травы и кусты,Внемли тебе слагаемый пеан,Великий Пан!О ты, кому тревожно и влюбленноВоркуют горлицы в листве зеленой,Когда ступаешь ты через луга,Что солнцем обрамляют берегаТвоих замшелых царств; кому несетСмоковница с почтеньем каждый плод;Кому любой обязан жизнью злак —Цветущие бобы, пшеница, мак;Кому в полях широких спозаранокВозносятся напевы коноплянокИ для кого зеленый свой покровСплетают травы; крылья мотыльковТебя встречают праздничным нарядом, —Так очутись же с нами рядом,