параметры не уступят. Если бы приложить такую энергию – соблюдая масштаб – ко всему кораблю, то я не стал бы ручаться за его сохранность. Но… как бы вам сказать? Это как с обычной иголкой: на ее острие развивается такое давление, какое на большой площади создать очень и очень не просто. Вот и у нас изгиб пространства произойдет в объеме, не превышающем несколько кубических миллиметров. Мне нужно пока проверить возможность создания сопространственной петли и получить при этом кое-какие числовые данные, которые мне легче установить экспериментально, чем рассчитывать теоретически. Когда мы перейдем к самому кораблю, все будет иначе: изгибать пространство мы станем при помощи гравитационного, а не электромагнитного поля, а кроме того…
– Простите, я прерву вас. У этого сравнения есть и другая сторона: даже простая игла может нанести смертельную рану.
– Ну разве у нас на борту – клуб самоубийц?
Капитан помолчал, потом негромко проговорил:
– Мне хочется, чтоб ваш эксперимент увенчался успехом.
– Да уж и мне – не меньше вашего. Но я уверен, что не ошибаюсь. Теперь вот что: силовая сеть этой палубы может не выдержать. На всякий случай нужно иметь резерв.
– Хорошо, сегодня же начнем тянуть второй кабель.
– Вот и чудесно. А я займусь установкой измерительной аппаратуры.
Прекрасно, когда между людьми не стоит женщина, – подумал капитан, уходя. Просто прекрасно. Мир был бы куда лучше, если бы…
Странные это были дежурства, и странные отношения возникали между больным и Верой, такими разными по возрасту, привычкам, опыту. Что делать, когда больной поправляется? Разговаривать – в разговорах время проходит быстрее, и можно не думать о том, куда течет это время, что ожидает каждого из них в будущем. Разговоры эти безопасны, и поэтому могут иногда зайти дальше, чем обычно принято; но ни к каким последствиям они не приведут, и поэтому нет оснований судорожно прерывать их и искать новую тему.
– …А у вас была семья?
– Семья? Конечно.
– Вы говорите так, словно это обязательно.
– Такого закона, конечно, нет. Но разве мы живем только по законам?
– Как же еще?
– Что такое закон? Что – право? Существовало так называемое обычное право: обычай имел силу закона, им руководствовались. Обычай может быть нигде не записанным, но он существует.
– И у вас была семья по обычаю?
– Так принято в нашем кругу. Семья – это респектабельность, ровность поведения, авторитет. Самое страшное – лишиться авторитета. Мы ведь направляем действия других людей… Но лучше поговорим о вас, Вера. Я иногда думаю: вот вы веселы, заботливы… молоды. Не может быть, чтобы вы ничего не оставили там – на Анторе, Земле, или еще где-нибудь…
Она чуть порозовела, довольная его вниманием.
– Что оставила? Только мечты, пожалуй. Но это неинтересно.
– Напротив! Расскажите, если вы не торопитесь.
– Еще есть время. – Вера уселась чинно, скромно, как ученица перед экзаменатором. – Только что же рассказать? Хотела увидеть мир… и выбрать в нем для себя место по вкусу.
– Дома вам не нравилось?
– Не знаю. Нет, там было неплохо. Но хотелось чего-то, чего у нас нет. Хотелось жить в огромных городах… таких, в которых можно прожить всю жизнь и так и не узнать их до конца…
– Да-да, вы правы: у нас теперь население городов целиком обновляется за два поколения…
– А на Анторе все просто, ее населяет лишь третье поколение – хотя что я вам-то говорю!
– И что же – вы так и не успели найти ничего по вкусу?
– Наверное, нет. Хотелось искать еще и еще. Значит, не нашла. Наверное.
– Ну, а, допустим, нашли бы. Перестали бы летать?
– Я так думала.
– И чем занялись бы?
– Да уж что-нибудь нашлось бы. Разве мало дел? А скорее всего просто растила бы детей.
– Любите детей?
– Очень. Мне и здесь их не хватает.
– А они у вас были?
– Осела бы на месте – появились бы, – она сощурилась, засмеялась. – Или, вы думаете, меня нельзя полюбить?
– Можно, – сказал Карский медленно. Все это оказалось неожиданным: и то, что Вера – одна из миллиардов людей со скромными (с точки зрения администратора) потребностями, из тех миллиардов, что привлекают внимание именно своим количеством. И то, что разговор вдруг зашел о любви – а он уж и не помнил, когда приходилось в последний раз говорить об этой трудно уловимой материи, которую все же приходится учитывать в государственных планах и проектах, – разговор зашел о любви, и он вдруг почувствовал, что краснеет, как не подобало бы члену Совета Федерации – пусть и несостоявшемуся. – Можно, – повторил он так же задумчиво. – Но… Сколько вам лет?
– Достаточно: двадцать один.
– Серьезный возраст. Вера… Вера у нас есть – это вы. Есть надежда: судя по вашим рассказам, это – доктор Карачаров. Кого или чего нам не хватает?
– Наверное, все-таки Земли.
– Я понимаю, почему вам так хочется вернуться.
– По-моему, больше всех хочется вам, правда?
Администратор помедлил.
– Видите ли, скажу вам откровенно…
– Стоит ли говорить иначе?
– Дело в том, что я выпал. Выпал… Сколько мы уже путешествуем после ухода от Земли?
– Скоро три месяца.
– Предположим, через месяц мы вернемся.
– Ой, вы серьезно верите в это?
– Не знаю. Но пусть. Четыре месяца; неужели вы думаете, что такой пост, как мой, может четыре месяца оставаться незанятым?
– Ну, и что же? Вы вернетесь, и вам освободят…
– Вот теперь я вижу, что вы еще маленькая девочка. Подумайте, что вы говорите! Ведь мое место занимает другой человек!
– Ну, пусть он…
– Захочет ли он освободить место? И будет ли это целесообразно? Он ведь продвинулся вверх, вошел в курс дел; нет никаких оснований понижать его. Это как-никак, немалая обида.
– А как же вы?
– Я уже сказал: я выпал.
– Но разве на Земле мало дел?
– Начинать сначала хорошо в двадцать один год, а мне, куда больше.
– Не так много.
– Спасибо… Я ведь жил ради работы. Конкретной, той. Знал, что способен и могу продвинуться высоко. Так и вышло.
– Вот этого мне не понять: к чему? Я вот никуда не хотела продвинуться и не хочу.
– К чему? Собственно… я не задумывался над этим. Просто раз уж кто-то должен заниматься этим, то почему кто-то другой, а не я? Но если поразмыслить… Не знаю. Может быть, это инстинкт. Как инстинкт самосохранения, продолжения рода, обеспечения своему потомству наиболее благоприятных условий…
– Может быть, до меня что-то не доходит, но если так и могло быть раньше, то теперь… Разве на Земле мне недоступно хоть что-то из того, что доступно другим?
