с ним, и хотела лишь наказать его – за что же? Она не нашла ответа, но чувствовала, что изменилось все.
– Нет, – пробормотала она невнятно. – Ты меня не понял. Я хотела только сказать…
Она ждала, что Александр прервет ее и тем поможет, потому что она и сама не знала теперь – что же хотела сказать. Но Александр молчал, он только смотрел на нее и улыбался, зубы его белели во тьме.
– Я хотела сказать… Я думала…
Он и в самом деле сжалился:
– В общем, я так и понял. Что же мы стоим? Чудесный воздух. Там, в будущем, климат нормализован, и жизнь проходит главным образом на воздухе. Идем дальше. Так что строится сейчас? Театр?
Она кивнула, зная, что Александр, несмотря на темноту, чувствует каждое ее движение.
– Да, по моему проекту. – Ее не удивил вопрос о том, что еще полсуток назад было очень хорошо известно Александру: ведь полсуток прошло для нее, для него же – больше десятилетия.
– Ну, идем же!
Но Кира схватила его за руку. Александр внимательно посмотрел на нее, нагнувшись, приблизив лицо к самому ее лицу. Через секунду Кира отвела взгляд и выпустила его руку.
– Нет, – сказал он. – Не надо… так. Не хочу. Станет только хуже. Пойдем.
Теперь он взял ее под руку, и Кира повиновалась. Они пошли молча, не глядя друг на друга, но ощущая близость идущего рядом. Город кончился; справа все ближе к дороге подступал лес, слева приближалась река, оттуда повеяло влажным ветерком. Это было как раз кстати, потому что Кира почувствовала, что лицо ее горит, и не только от смущения, но и от гнева.
Значит, судьба все-таки обманула ее! Поддразнила, позволила на миг почувствовать себя всесильной, могущей выбирать между одной и другой любовью, а на самом деле выбора не было, из двух у нее не оставалось ни одной, ничего не оставалось, кроме памяти, и память эта была горькой. Одиночество ухмыльнулось издалека, а за его спиной маячил тот, приходивший сегодня и обещавший прийти завтра, и это было еще хуже, потому что необъятна разница между тоской и любовью. Любовь шла рядом, отвергнутая с ходу… Но может быть, Александр пришел с намерением остаться, и только неласковый прием заставил его заговорить о расставании навсегда? Как она могла хоть на миг вообразить, что не любит его? Что случилось с ней?
– Послушай, но у тебя ведь, наверное, есть какие-то запасные батареи! Не может быть, чтобы все ограничивалось двенадцатью часами. А как живут в экспедициях?
– Они подзаряжают батареи, – ответил Александр сразу же. – У экспедиций – большой запас энергии.
– Ага! Их можно заряжать?
– Конечно. Заряд наводится, индуцируется.
– Значит, ты можешь дома…
Он невольно улыбнулся.
– К сожалению, это доступно только там. Если бы я попытался зарядить батарею здесь, даже будь у меня вся аппаратура – городская сеть мгновенно вышла бы из строя.
– И никак нельзя? Но ведь это опасно! А если они опоздают?
Он кашлянул:
– Все может быть, конечно. В будущем тоже так: все может быть. Но если случится, то легко и безболезненно. Мгновенно.
– Значит, ты все-таки уйдешь, – почти без звука сказала она.
– Да.
Кира прижалась к нему как можно теснее, стараясь не нарушать ритма в котором они шагали. Потом отстранилась:
– Ну, что же… Но если ты просто сердишься за то… Я была очень обижена на тебя, понимаешь? Чуть не наделала всяких глупостей. И в самом деле: ты меня оставил; все равно, ради чего – но это обидно. И когда ты вернулся, обида еще не успела пройти. Ведь для меня минуло всего лишь несколько часов! А теперь – я считала, что времени у нас бесконечно много. И обидела тебя. Не намеренно, и все же… Так что расстанемся мы самым глупым образом.
– Да нет, – сказал он. – Я не обиделся.
Но Кира не была уверена в его искренности.
– Тогда придумай что-нибудь, Алька, милый… – впервые за эти часы Кира назвала его так и сама удивилась тому, что это получилось у нее легко и естественно, и никакого неприятного осадка не осталось на душе; наоборот – вспыхнула мгновенная радость: оба они, прежний Александр и этот, слились в одного человека, слились, наконец! Она не задумывалась над тем, что причиной этого слияния был тот страх потери, который она пережила утром, провожая Альку – первого, и теперь, ночью, готовясь проводить второго. Эти чувства слились и помогли ей почувствовать, что это – один и тот же человек, один и тот же… – Слушай, а если обратиться к энергетикам? Может быть, они найдут способ зарядить тебя?
Они даже не заметили смешного оборота речи.
– Мало надежды: нет такой аппаратуры. Но пусть даже… а что дальше? Дважды в сутки повторять процесс дозарядки им не под силу; и потом, жить все время привязанным к их генераторам? Существовать на правах безнадежно больного? Нет, это была бы плохая жизнь.
– Ну да, я понимаю, – суховато проговорила она после паузы. – Конечно, тебе там интересно и ты не хочешь возвращаться в нашу отсталую эпоху. Что же, ты прав. Я, например, тоже ни за что не отправилась бы туда: не представляю, что где-то может быть интереснее, чем у нас.
Александр покосился на нее и на миг сбился с шага. Кира едва заметила это, продолжая:
– В тамошней благодати ты однажды просто вспомнил, что где-то в темном прошлом живет женщина, когда-то близкая тебе, и приехал рассеяться. Так ведь? Развлечение не удалось, прости меня за это. И уезжай, уезжай…
У нее перехватило горло. Она резко дернула руку, чтобы вырваться, но Александр удержал ее и прижал к себе. Они остановились, он гладил ее по волосам, она всхлипывала, прижавшись лицом к его груди. Так они простояли долго.
– Прости, – повторила она наконец. – Не знаю, что я тут наговорила. Забудь. Пойдем, и рассказывай что-нибудь, я скоро приду в себя. Ну, например, о полетах. Там тоже летают?
– Да. И далеко; мы и мечтать не могли о таких маршрутах.
– В какое же будущее прилетают они?
– Они возвращаются в свою эпоху. К звездам летают в гиперпространстве. Другие корабли, иные принципы движения. Нам, релятивистам, они удивляются: говорят, что для таких полетов надо было обладать громадным мужеством.
– Наверное, очень приятно – быть эталоном мужества для целой эпохи!
– Не думаю, чтобы у них его было меньше. Просто возникли иные формы проявления. Но они правы в том, что покинуть свое время – самое страшное. Ведь родная земля – это не только территория. Это еще и время. Я живу в этом же городе. Но тот ли это город, если вдуматься? В центре, например, где сейчас возвышаются эти ветвистые дома, у них, через пятьсот лет, находится…
– Нет! – почти крикнула она. – Не надо! Молчи!
Это нельзя слушать даже в самом лучшем настроении. Это ведь были ее дома, она придумала их, была ведущим архитектором, строительство закончилось совсем недавно – год назад. Это новые дома, и тяжело слышать, что когда-то на этом месте будет – или есть? – уже что-то совсем другое, а ветвистые здания, жалкие и безнадежно устаревшие, снесены и вывезены, как мусор. Ты работаешь и думаешь, что это надолго, но кто знает, каким на самом деле будет срок, в течение которого твоя мысль послужит людям?.. Кира не стала говорить этого вслух, но Александр догадался сам.
– Извини, – сказал он. – Я помолчу.
– Нет, говори. Только о другом, пожалуйста. Расскажи, как вы там живете, чем заняты…
– Как живем? Трудно ответить исчерпывающе. Мы привыкаем, или уже привыкли, и они тоже привыкли к нам. Конечно, и привыкнув, мы отличаемся от них.
– Там много таких, как вы?
– Нет. И не будет много: после нас состоится еще лишь одна релятивистская экспедиция, она уйдет
