ется, вздохнула, и, втянув поглубже голову в поднятый воротник пальто, отключилась, поймав сильную мерную волну стоящего рядом Борца и доверившись его настроению.
В коридорах Мечниковской больницы было пусто, так что казалось, что только возле лест ничных клеток, воровато озираясь, курили худые больные с землистыми лицами, да полные молодые санитарки, неизвестно откуда появляясь и неизвестно куда пропадая, являлись то тут, то там, неодобрительно посматривая на шествующую гуськом группу в белых халатах.
Посещение устроил док, и теперь он шел впереди под руку с немолодой женщиной, важ ной, самодовольно-напыщенной, начальственно глядящей сквозь круглые большие очки, от чего ее круглое лицо приобретало полное сходство с совой. Она показалась Марине сухой и строгой, но док сумел расшевелить ее холодность, и теперь она чему-то подхохатывала и вы глядела уже просто как старая не в меру толстая сиделка. 'Видимо, они вместе учились и теперь вспоминают молодость', - думала, почти угадав, Эхо, но и сам док и его однокашница были ей сейчас настолько безразличны, что провались они в сей момент в самую преисподнюю, то и этим поступком они не изменили бы хода ее мыслей.
Марина шла предпоследней, за ней замыкал группу Элефант, бережно подхватывающий ее под локоть всякий раз, как задумавшись она отклонялась от курса или забывала повернуть, следуя за впереди идущими.
Наконец, миновав еще два этажа, они остановились, докторша хохотнула в последний раз и, чмокнув дока, упорхнула по каким-то своим делам.
- Здесь, - тихо, полушепотом сказал док, моментально посерьезнев. Он постучал. Через мгновение из-за двери высунулась голова Синдбада. Он хмуро оглядел пришедших, потом вы шел и, отведя Элефанта в сторону, что-то быстро и энергично ему сказал, потом так же неслыш но шмыгнул в палату и закрыл за собой дверь.
Вся группа, наблюдавшая за этими маневрами, молча уставилась на Элефанта, который, что-то соображая, быстро пробежал взглядом по лицам и наконец, что-то решив про себя, не громко сказал:
- Заходить будем по двое. Обмениваться мнениями можно. Регламент - две с половиной минуты. Разбейтесь на пары. Последними пойдем мы с доком. Те, у кого появятся какие-либо мысли, гипотезы, должен сказать мне, он присоединится к нам с доком. Учтите, мы будем ос матривать Маэстро подробно, в течение получаса, так что ваши аргументы должны быть дос таточно вескими хотя бы для вас самих. Зрелище это, возможно, не из приятных. Девушек, на оборот, прошу присоединиться, может быть их пристрастный взгляд уловит что-нибудь особен ное. Отбросьте свой стыд хотя бы на время. Все, кто пойдет первый? Да, кстати. Обсуждение со стоится внизу, на улице, через час.
Трассеры заходили и выходили, заходили и выходили. Никто не набрасывался с вопро сами на вышедших, все молчали. Изредка вышедшие подходили к Элефанту и оставались, чаще они тут же спешили вниз, в раздевалку, на улицу.
Дождь за окном, кажется, кончился, и ветер, наоборот усилился, и даже сквозь двойные ра мы было слышно, как он яростно рвет верхушки деревьев.
Эхо оказалась в одной паре с Борцом, вобщем-то не случайно, хотя и не приложив для этого никаких усилий. Просто ей было возле него покойно и, видимо, он тоже чувствовал это.
Маэстро оказался совсем не таким, как его представляла Эхо. Честно признаться, она про сто не узнала его и, остановившись посреди палаты, стала шарить глазами, ища еще одну кой ку, пока Синдбад не дернул ее за руку и, почти насильно, не подвел к обнаженному по пояс, ле жащему с открытыми глазами белокурому гиганту, как показалось Марине. Маэстро изме нился. Перерождение затронуло его внешность не настолько сильно, как казалось при первом поверхностном взгляде. Но разница была кричащей. Словно бы тонкими легкими штрихами мастер-гример исправил его лицо, наполнив одухотворенностью и энергией, светлые, волнами обрамляющие лицо, волосы, подобные волосам библейских героев, сделали весь облик ро мантично-приподнятым, кожа стала изумительной, идеальной, достойной зависти лучших кра савиц мира, а резко оконтурившиеся мышцы атлета заставили вдруг с какой-то томной тоской сжаться сердце Марины.
'Нет, нет, нет, - затвердила, как запричитала она про себя, - я не останусь, нет, нет. Это не выносимо'. Она коротко взглянула на Борца, боясь увидеть равнодушие на его лице, но удив ление и уважение, которые она прочитала в его взгляде, вдруг еще больше чем ожидаемое рав нодушие возмутили ее, словно бы он смотрел на нечто, на что ему было смотреть нельзя. Борец каким-то обостренным чутьем почувствовал эту перемену и, круто повернувшись, вышел из палаты.
Она догнала его на лестнице и, хрипло бросив: 'Спасибо', скорей, скорей, побежала оде ваться.
Глава XIX
'... ни активное, ни естественное не устойчиво в идеализированном мире чувств. Про странство, его целостность, эмоция с ним слитая воедино, древняя природа этой эмоции, кото рая ничто, только дорожка, идущая от внутреннего к внешнему, символ целостности, не утра ченная нами эстафета единства всего Сущего, метаморфоза пространства - Жизнь - все это в чистоте своих симметрий лишь противоположность своей собственной сути, телесности и вещности. Взрывоподобный калейдоскоп форм, сменяющих одна другую, достигая всякий раз предела совершенства, разбиваясь о него волнами, несущими обломки, затмевающие сво ей жизнеспособностью прежних исполинов. Вот оно - Добро, благосклонное к Красоте и Со вершенству и равнодушно терпящее Уродливость и Примитивность...'
Мысли Маэстро текли плавно, минуя островки определенности и уносясь в Океан неве домого. Время остановилось для него, или нет, вернее будет сказать, Время почтительно про ходило рядом, не задевая и не тревожа его, не отвлекая от сосредоточенности мысли. С той поры, как он вышел из озера Трансформаций, обвел лучистым взглядом окружавший озеро зе леный, весело шумящий лес, выбрал себе место на высоком берегу подле старой огромной со сны и сел подле нее в позе лотоса, внешний мир словно бы исчез для него. Даже иногда прихо дившие со своими невзгодами волки не отвлекали его, он лишь благосклонно принимал их тре пещущее почтение и лечил наложением рук, то от простуды, то от ран и переломов, то снимал муки голода. Радость от сплетения абстракций, от их беспрерывного движения, перерожде ния, обновления, эта новизна меняющегося смысла вызывали в нем ощущения, в сравнении с которыми удовольствие от сочетания изысканных блюд лучших поваров или игры красок осен него леса - превосходнейшего колориста, показалось бы блеклыми и заурядными, без остат ка захватила его. И чем дальше уходил он своей мыслью, тем более безжизненным и непости жимым казался он окружающей его лесной жизни.
Однажды берега озера вдруг стали спрямляться, словно бы неведомый подземный строи тель выравнивал их сообразно одному лишь ему ведомому плану.
Звери и птицы ничего не поняли, но если бы человек вдруг посмотрел на эту картину, то увидел бы, как маленькое озеро превращается в подобие гигантской ванны для циклопиче ского фонтана. И фонтан появился. Ясным безоблачным ослепительным днем вода вздыби