– Ну, – сказал я, – думаю, если тут удается провернуть одну сделку в год, то потом можно еще пару лет вообще ничего не делать.
Он поднял глаза на меня; во взгляде было что угодно, кроме ласки.
– Какая самая страшная болезнь в Галактике? – спросил он и сам тут же ответил: – Излишнее любопытство. Летальный исход гарантирован. Особенно в здешнем климате. Как у тебя – голова не болит?
– Не жалуюсь, – сказал я спокойно. – А вот у тебя с памятью не все в порядке. Есть, говорят, какие-то таблетки для укрепления памяти, как они там называются?
Он покривил губы, возможно, то была улыбка в его трактовке.
– Двадцать восьмой год, десант на Стрелу-Вторую, ты был во втором взводе, носил звание младшего капрала и тащил ручник.
– Ладно, – сказал я, – обойдешься без аптеки. Чего же ты темнишь, раз вспомнил меня?
– Вот потому, что на память не жалуюсь. Ты в десанте был младшим капралом, да. Однако…
Я поднял руку, останавливая его монолог.
– В мире две смертельные болезни, – поделился я с ним возникшей мыслью. – Вторая – излишнее красноречие. Не то и я вспомнил бы, кто, когда и где носил звездочки, и сколько.
Он кивнул и даже засмеялся – словно хряк захрюкал. Но это продолжалось считанные секунды.
– Ладно, – сказал он, посерьезнев. – Так какой же зуд погнал тебя в такую даль? Коланись.
Схема разговора – шема, как сказал бы Абердох, – у меня уже успела сложиться. Если бы я сразу раскрыл свои карты, Повидж просто перестал бы меня уважать. Ритуал прощупывания и нового признания или непризнания одним другого и наоборот далеко еще не завершился. Так что искать ответ не пришлось.
– В общем, я тут случайно, – сказал я, очень натурально вздохнув. – Пришлось уносить ноги. Подвернулось – сюда. Дружок посоветовал. Но мне сели на хвост. На какое-то время надо затаиться. Даже в город не вылезать. Так что – помоги по возможности.
– Так, так, – сказал он, веря мне (чувствовалось) только на четверть, да иного я и не ожидал. – Чем же это ты занимаешься в миру, что вызываешь такой интерес? Покупаешь, продаешь?
– И то, и другое. Смотря по условиям.
– Каков же товар?
– Беспроблемный в перевозке.
Он чуть приподнял брови: понял, о чем речь.
– А образцы случайно не при тебе?
– Рассчитываю на долгую жизнь, – разочаровал его я. Он кивнул, словно того и ожидал.
– Жаль. А то, может, возник бы обоюдный интерес. Так чего же ты хочешь?
– Залезть в норку. И пересидеть.
– Легко сказать. Тут у нас крутой режим. И к чужим относятся недобро.
– Это я понимаю. Но ведь приезжают к вам люди: и покупатели, и те, кто хотел бы войти в дело…
Выражение его лица не изменилось, только веки опустились на самую малость.
– Не без этого. Ты покупатель? Или действительно хочешь быть кандидатом? Но для этого твой статус вряд ли подойдет.
– Какой мой статус ты имеешь в виду?
– Ты сам только что сказал: человека, ищущего укрытия.
– Это не статус. Это обстоятельства. А если хочешь официально – перед тобой Чрезвычайный и Полномочный посол мира Симоны в мире Серпы. Можешь не вставать, я не очень обижусь.
Вставать он, кстати сказать, и не собирался. Только приотворил губы в усмешке:
– Хорош, хорош. Ну что же: тогда есть повод для разговора. Но это была только половина условий. Если уж ты наслышан о наших порядках, то должен иметь при себе нечто для взноса.
– Вполне могу предъявить.
– Да? – Он прищурился еще больше. – А обрисовать в общих чертах способен?
– Косноязычием не страдаю.
– Давай, сыпь орехов.
– Говорим официально?
– В рабочее время и на служебной территории только такие разговоры и могут вестись. Учти: ведется запись.
– И вот сейчас тоже?
– Начиная со следующего слова. Включаю. Все. Я постарался изложить ситуацию на Серпе сухо, по- деловому, с учетом того, что запись будут слушать и другие люди, которых я совершенно не знаю. Но повел рассказ так, что ни намека на уракару с ее семенами не проскользнуло, и само слово это, конечно же, ни разу не оказалось упомянутым. Он слушал внимательно, глядя мне в глаза; я ни разу не отвел взгляда.
