реактор и взорвем плиту. Станция провалится, а потом сработают заряды, обрушивающие породу.
– И мы останемся без энергии, – сказал Милов.
– Да. Останемся без энергии.
– И дети погибнут, – сказала Ева. – Самыми первыми.
– Да и не спасут они никого и ничего, – добавил Гектор. – Потому что народу еще утром объявлено, что дети вывезены. Их даже показывали с балкона.
– Но это же неправда! – сказал шеф.
– Объясните это им, когда они начнут стрелять.
Наступило молчание.
– Вряд ли кто-нибудь из нас; – сказал один из администраторов, человек, известный всем, ветеран физики, чье имя стояло третьим в списке, – согласится спасти свою жизнь за счет ребенка. Меня, Майк, во всяком случае вычеркните. Я всю жизнь старался оставаться порядочным человеком и, думаю, это мне в общем удавалось – зачем же на склоне лет… И я вам ручаюсь, Майк: при такой дилемме не согласится никто. Среди нас есть люди более способные и есть – менее, но подлецов я здесь не встречал.
– Джеп, – сказал шеф. – А может быть, это у вас просто срабатывает комплекс вины?
– Вот если я воспользуюсь вашим предложением, такой комплекс просто убьет меня. А так… да, каждому из нас можно осудить многое в своей жизни и работе, но я человек религиозный и отвергаю самоубийство в любой форме. Нет, Майк, я просто действую в соответствии с логикой. А вы на моем месте?
– Вы же слышали, Джеп, – сказал шеф, – что меня в списке не было. Я тут капитан и сойду последним – или пойду ко дну. А вы, Анатолий, – вы тоже есть в списке…
– Естественно, что я там есть, – сказал названный по имени ученый. – Но вот тут мой соотечественник, – он подмигнул Милову, – засвидетельствует, что мы – народ, далеко нетрусливый. Могли бы и не спрашивать, Майк.
– Боюсь, что вы правы, – сказал шеф и медленно разорвал список. – Следовательно, дети и обслуживающий их персонал. Я имею в виду и детей сотрудников Центра – по принципу возраста: самые младшие, столько, сколько возьмут пилоты. А возглавите вы, доктор Рикс.
– Ни за что! Я все сделаю, погружу их, но долететь они могут и без меня. В Центре множество женщин…
– Вы отвечаете за этих детей, – сказал шеф. – Без вас я просто не позволю отправить их. Нам же не жест важен – важно, чтобы они выжили!
– Дан, скажи им, – она прижалась к Милову, – объясни, что я не могу!..
– Ничего, родная, – тихо сказал Милов, – сможешь. Я понимаю, что сейчас остаться тут куда легче, чем улететь. На этот раз тебе придется труднее, чем всем нам. Но не спеши отпевать нас: мы еще не покойники и не собираемся стать ими.
– Не хочу, не могу без тебя, – бормотала она, нимало не стесняясь присутствовавших. – Только что мы… Ни за что!
– Лети, Ева, – сказал Милов. – Сам-то я выпутывался и не из таких еще передряг. Это твои дети, ты сама говорила.
– Доктор Рикс, – сказал шеф. – Никто не расторгал контракта с вами, вы здесь работаете и, следовательно, выполняете мои распоряжения. Извольте заняться эвакуацией детей. Чтобы самое позднее через час машина была в воздухе.
– Час двадцать, быстрее невозможно, – сказала Ева, утирая слезы.
– Ну, вот и умница, – сказал Милов. – Идем, мы с теми, кто уже получил оружие, тебе поможем.
– Если все же придется взорвать станцию, долгой осады мы не выдержим, – сказал шеф.
– Кондиционирование, подача воды, все, что нам нужно – прекратится. И у нас нечего есть.
– Но если они ворвутся, – сказал Гектор, – все кончится еще скорее. Только не надо иллюзий, шеф: они будут убивать. Нужно время, чтобы они пришли в себя.
– Или чтобы кто-то выбросил десант, – сказал старик, которого звали Джепом.
– Наше слабое место – ворота, – сказал Анатолий. – Они не рассчитаны на осаду. Ничто тут не рассчитано на осаду, но ворота – вообще чистая декорация.
– И еще стеклянный подъезд…
– Ну, тут легче – двери не столь уж велики, – сказал Гектор. – Я в этом кое-что смыслю: бывал в Бейруте, в Анголе, в Афганистане… Радио еще работает?
– Передает непрерывно, – сказал шеф. – И будет, пока стоит станция. Ну что же, пора спускаться, джентльмены. По-моему, там уже началась перестрелка.
«Куд-да! – подумал Милов, нажимая на спуск. – Вот то-то! Нет, это, конечно, не «Калашников», – думал он дальше. – Но для одиночной стрельбы – ничего, годится. А хорошо я устроился. Очень приятный ветерок. Вообще, чудесная ночь. Ночь черного хрусталя – так, кажется, говорил тот, в ресторане?»
Он находился в том из помещений второго этажа, которое нависало над подъездом со стеклянными дверями. Окно, наклоненное вниз, как и все нижние окна Кристалла, было разбито, чтобы удобнее было стрелять; оно доходило до самого пола, и Милов лежал, опираясь на локти. Очередная атака была только что отбита, и нападавшие вновь отступили за бетонный забор, где находились в безопасности от пуль. Менее сотни стрелков защищало Кристалл, но каждый из них находился в своем помещении, и наступавшим казалось, что обороняющихся много.
«Это не на моей совести, – думал Милов, глядя на тело, лежавшее вблизи ворот, ярко, как и все
