под ноги ему не пришло в голову. Они осматривались с минуту, ничего не заметили и приблизились к шоферу. Тот, ругаясь сквозь зубы, уже достал инструменты – менять колесо. Один жандарм остался, чтобы помочь, другой вернулся в машину. Милов бесшумно соскользнул с насыпи вниз – заспешил к своей машине.
Замыкавшие колонну грузовики успели уже объехать аварийный джип и сейчас последний из них скрывался за забором. Милов выглянул. Теперь уже все седоки застрявшего джипа вылезли; затеплились огоньки сигарет, послышался негромкий разговор, – судя по интонациям, встревожен никто не был: дорожная неприятность, только и всего.
Милов запустил мотор; как никогда, порадовался тихой работе хорошо отрегулированного механизма. Включил передний мост, за ним и демультипликатор, чтобы взобраться на насыпь наверняка, без осечек: не забывал, что оружие у солдат было заряжено, конечно же, боевыми. Машина, словно ощутив серьезность положения, повела себя образцово: с приглушенным рокотом, без завываний, не пробуксовывая, выползла на бетон, не зажигая огней, разумеется. Милов так и не понял заметили ли оставшиеся позади, что на дороге появилась посторонняя машина. Вряд ли – потому, что этого не ожидали: тут не было никакой развилки, и машине было взяться просто неоткуда. Если же заметили (Милов, оказавшись на дороге, почти сразу включил габариты), то, скорее всего, решили бы, что это одна из своих – задержалась, чтобы оказать при нужде помощь; убедившись же в том, что опасности нет никакой, а с установкой запаски справятся и без них, тронулась, догоняя колонну. Так или иначе, Милова никто не окликнул.
Он догнал колонну как раз тогда, когда она разделилась на три группы и каждая двинулась, как и следовало предположить, по своему маршруту. Милов последовал за самой дальней, где остались лишь два джипа, но обгонять грузовик не стал (здесь, между глухими заборами, это было бы крайне затруднительно), а последовал за ним, соблюдая установленную дистанцию. Держись он вместе с остальными двумя, кто- нибудь, чего доброго, мог бы заметить, что силуэты машин не вполне совпадают; чтобы убедиться, осветил бы миловский номер – и все провалилось бы: тут, между заборами, и убежать было бы некуда. Милов, спокойно ведя машину, прикинул время, включил компьютер; полицейские машины снова засветились. Как и предвидел Милов, они покинули свои места и приближались, тоже по всем трем проездам, рассчитывая где-нибудь зажать беглеца между военными и своими машинами. И, безусловно, шансы на это у них были.
Милов напряженно соображал; тут надо было думать самому, никакой компьютер не помог бы. Впереди несколько перекрестков, и все они будут просматриваться из машин. Из этих поперечных переулков лишь один не кончался тупиком, но, крутясь и извиваясь, в конце концов вливался – намного в стороне – в другую дорогу, которая уже в свою очередь впадала в магистраль, уводившую из города или, при желании, ведшую к его центру, но там Милов уже побывал, спасибо. Это было единственным шансом, какой оставался у Милова, и воспользоваться им можно будет лишь в одном случае: если военные приблизятся к перекрестку раньше, чем отставший джип нагонит их, и тем самым лишит Милова возможности какого-то маневра, а кроме того, очень быстро станет ясно, что в колонну затесалась какая-то чужая машина. Тот джип тоже засветился на дисплее – значит, тронулся с места; счет времени пошел теперь на секунды.
Милов через ноктовизор посмотрел на солдат в грузовике; лавки там были расположены вдоль бортов, тент сзади распахнут – для вентиляции, наверное; так что, начни Милов маневрировать, его легко можно было бы заметить – стоило лишь немного повернуть голову. Но солдаты, как он и надеялся, дремали. А что еще остается поднятому среди ночи воину, если в это мгновение ему не подается никакой команды? Солдат спит каждую свободную минуту, если нечего поесть. Во всяком случае, российский, но Милов полагал, что солдаты во всех армиях планеты в этом отношении одинаковы.
Нужного ему перекрестка достигли буквально за несколько секунд до того, как, судя по картинке на дисплее, отставший джип появился бы из-за последнего поворота. Милову казалось, что колонна минует перекресток очень медленно, чуть ли не совсем остановилась. Наконец, настала и его очередь. Мгновенные взгляды направо, налево. Все три подразделения колонны шли с образцовой синхронностью: и в той стороне, и в другой перекресток как раз покидали замыкающие грузовики. Все. Пора. Милов выключил огни. Резко свернул. Невольно втянул голову в плечи, ожидая то ли окрика, то ли выстрела вдогонку. Никто не потревожил.
Он взглянул на дисплей. Да, он был на нужной дороге, и никто вроде бы его впереди не подстерегал.
Милов увеличил скорость, включил ближний свет. Сделал это он после того, как – видно было в зеркало заднего вида – отставший джип проскочил перекресток, догоняя своих. Тогда Милов остановился. Нажал одну из кнопок на приборной панели. Обождав секунду-другую, вылез. Обошел машину. Все получилось, как надо: прежние номера ушли в специально прорезанную потайную (не зная – не заметишь) щель, их место заняла другая табличка, на этот раз с иорданскими номерами. Милову это почему-то не понравилось, он вернулся и нажал еще раз; на сей раз вылезли ливанские номера. Это его удовлетворило. Он уселся, захлопнул дверцу и поехал – надеясь теперь уже на последнюю милость судьбы: чтобы у Докинга хватило терпения дождаться его, потому что условленные полтора часа были уже на исходе, а до резиденции английского коллеги было еще ехать и ехать.
На безлюдном, по ночному времени, проезде, временами слегка пошевеливая руль, Милов напевал:
Пыли и на самом деле за ним поднимался густой шлейф. Эта дорога наверняка не вела к военному городку.
Роялист начал уже, похоже, нервничать. Он был так и не в состоянии понять, у кого же он в гостях. Разговоры шли, но все какие-то обтекаемые, скользкие. Не раз уже казалось: ага, все ясно, но обязательно тут же происходило что-то, что рушило только что возникшую уверенность и заставляло предполагать совершенно противоположное.
Например: поскольку некий авторитет все никак не приезжал для того, чтобы с ним потолковать, Петр Стефанович совсем уже было поверил, что на самом деле держат его менты. И стал развивать версию о том, что он человек, ни к каким преступным делам совершенно непричастный. Выпить не чуждается – это да,но не более того. Ну, а уж если человек немного перебрал, то с него, как говорится, и взятки гладки. Так что во всей этой истории он, так сказать, сторона пострадавшая.
– Ну конечно, ну понятное дело, – соглашался с ним собеседник – всегда один и тот же. – Ты – чистый лох, так, что ли? Фраерочек.
– Нормальный гражданин я…
– Ну да, ну да. Плеснуть под жабры – вот и вся твоя вина…
– Это в смысле выпить? Ну, я ведь вам сказал откровенно…
– Да слыхал я, что ты тут верзил. Значит, никогда не барабанил?
