богатства.
Подземные богатства не только влекут к себе предприимчивых людей, рождают новые поселения, дворцы и храмы, но и будоражат умы ученых и литераторов, озаряя их догадками, гипотезами, замыслами. И ничего удивительного нет в том, что, говоря современным языком, горняцкая тема проникает на страницы русской литературы. Гаврила Романович Державин пишет либретто оперы «Рудокопы», действие которой происходит на руднике в Перми. Петр Чаадаев сочиняет произведение в жанре проповеди: «Воскресная беседа сельского священника Пермской губернии села Новых Рудников». Путями старых горняков прошел и писатель XX века, замечательный ученый-палеонтолог и знаменитый фантаст, автор романов «Таис Афинская», «Лезвие бритвы», «Час быка» Иван Ефремов. Он посвятил подземному братству древних рудокопов свою огромную монографию «Фауна наземных позвоночных пермских медных песчаников». Посвящение гласило: «Безымянным горнорабочим медных рудников Западного Приуралья — первым открывателям фауны медных песчаников».
Знание горного дела, труда и быта рудокопов Державин приобрел, вероятно, будучи губернатором Оленецкой губернии, где имелось несколько железных и медных рудников. А сюжет и обстановка действия — замок Златогора в Перми, «внутренности рудника», где блестят «слои золотых и серебряных жил» — это, скорее всего, взято из рассказов Никиты Сергеевича Ярцева, бывшего начальника Главного заводов правления на Урале с 1797 по 1802 год. С ним поэт состоял в дружбе. Ярцев был сыном Сергея Ивановича Ярцева, отставного уральского бергмейстера, служившего помощником В. Н. Татищева по горному ведомству, и пошел гораздо дальше своего отца. Никита Сергеевич, как сказано в биографическом справочнике «Творцы науки и техники на Урале XVIII — начала XX века», — выдающийся горный деятель и металлург, ученый, автор капитального труда в рукописи «Российская горная история». С его именем связано внедрение новшеств в металлургии — вагранок и поршневых мехов для нагнетания воздуха.
210
Н. С. Ярцев был женат на сестре самого близкого друга Державина, Н. А. Львова, архитектора, поэта и прозаика, композитора и музыканта, покровителя талантов. Львов приютил в своем доме на 15 лет никому тогда не известного Владимира Боровика из Миргорода, ставшего впоследствии известным художником Боровиковским.
Их было три задушевных и щедро одаренных друга: Львов, Державин и Капнист. Это была не просто дружба, а союз духовного родства. И надо же так случиться, что все трое они женились (Державин — во втором браке) на сестрах — Маше, Даше и Саше — дочерях обер-прокурора А. А. Дьякова.
Они собирались то в доме Львова на почтовом стане, то в доме Державина на Сенной, где регулярно ставились домашние спектакли в исполнении членов семейства, проходили литературные беседы, чтения и музыкальные концерты, в которых принимали участие жены трех друзей, сестры Дьяковы. Старшая из них, Маша, жена Львова, обладала прекрасным голосом и незаурядным артистическим дарованием. Не хотели ей уступать в таланте и сестры. Бывал на этих спектаклях со своей женой, сестрой Львова, и Н. С. Ярцев. Возможно, что здесь родилась идея создать комическую оперу в народном духе для домашнего обихода. А сюжет сложился из рассказов Ярцева. Еще можно допустить, что прообразом главной героини оперы — Лизы — послужила горничная Львовых Лиза. У них было две горничных — Лиза и Даша, навечно запечатленные на картине Боровиковского «Дашенька и Лизынька».
Двух прелестных девушек поминает и Державин в стихотворении «Другу», посвященном Николаю Александровичу Львову:
…Пусть Даша статна, черноока И круглолицая, своим Взмахнув челом, там, у потока, А белокурая живым Нам Лиза, как зефир, порханьем Попляшут вместе козачка, И нектар с пламенным сверканьем Их розова подаст рука…
Три друга обменивались шуточными стихами, оставшимися, конечно, в рукописях. Поэт Василий Васильевич Капнист, автор сатирической комедии «Ябеда», тоже был не чужд остроумия. А Державин
211
даже пародировал собственные стихи: его стихотворение «Пчелка», посвященное жене, Дарье Алексеевне, в девичестве Дьяковой, было положено на музыку и стало весьма популярным. «Пчелка златая! Что ты жужжишь?», — так оно начиналось. И далее — вопрос: «Или ты любишь Лизу мою?». Всю лирику поэт снизил в автопародии:
Каша златая, Что ты стоишь? Пар испущая, Вкус мой манишь, Или ты любишь Пузу мою? Зерна ль златисты Полбы в крупах, Розы ль огнисты Гречи в горшках…
В обстановке домашней свободы, дружбы, веселой игры рождались и экспромты, и серьезные стихи, а также и шуточное либретто «Рудокопов».
При жизни Державина текст «Рудокопов» ни в одно из его изданий не включался и на сцене опера не ставилась, а только единственный раз попала в академическое издание 1867 года.
В свое время об этой опере шел разговор в кабинете главного режиссера Пермского театра оперы и балета, заслуженного деятеля искусств РСФСР, ныне покойного И. И. Келлера.
— Конечно, опере Державина теперь вряд ли удастся выйти на сцену, — сказал он. — Что касается балета, здесь не все потеряно. Тема освоения Урала — интересная хореографическая тема. Все дело в музыке. Кто и как ее напишет…
В конце либретто оперы «Рудокопы» предполагалось хореографическое представление.
Трудно представить сегодня постановку этой оперы, где действуют Златогор, владелец рудных заводов, его воспитанница Лиза, которая полюбила Миловзора, горного асессора, а этот Миловзор оказался сыном Матвеевны, управительницы дома Златогора, некогда соблазненной Златогором… Право, все это писалось в шутку, что видно даже из переклички горных работников. Впрочем, процитируем отрывок из либретто.
212
РУДОКОПЫ Опера в трех действиях
Действие первое
Театр представляет на рассвете замок Златогора, окруженный высокими, дымящимися горами, с которых вправе низвергается шумящий источник, приводящий в движение вододействующие машины; а влево виден вход в пещеру (или шахту), близ которого по обе стороны скамьи. Слышен колокол, и на оный сходятся со всех сторон работники, каждый со своим орудием, надевая на себя горное платье.
Давыд, горный староста, со списком в руках делает перекличку 1-й артели:
Давыд (со списком):
Сюды! На переклички зов,
И отвечать, кто здесь таков.
(перекликает).
— Симон Кот! — Я.
— Тимон Скот! — Я.
— Трифон Мот! — Я.
— Ступайте, ройте руды…
А вот программа балета, который, по мысли Державина, должен был последовать за оперой.
ПРОГРАММА БАЛЕТА
(После оперы, ежели рассудится, может быть следующий приличный балет)
Театр представляет Рифейский хребет, или Уральские горы, во всем природном их ужасном великолепии. Сибирь, во образе величавой древней жены в серебряной одежде, опушенной соболями, имеющая на шее из драгоценных кристаллов ожерелье, на главе — златый венец, в правой руке того же металла скиптр, а левою облокотившись на свой щит, сидит на превознесенном выше всех гор прозрачном зеленоватом яшмовом холме под навесом блистающих снегов и мрачных
213
густых кедров, окруженная несколькими седыми женами, из аматистных фиолетовых урн своих великие с шумом реки проливающими. По горам, между скал, в разнообразных пещерах видны гномы обоего пола, богатства из недр земли добывающие. Иные на оленях, в нартах возят руды; другие мехами раздувают пламене- ющиеся горны; третьи плавят и выпущают из них ручьями металлы; четвертые куют их на
