камней у входа. Заметил, что полковник, входя, не убирает руку с пистолета под мышкой.
— Боитесь песиголовцев? — громким шепотом поинтересовался ученый.
Павел Геннадиевич неопределенно фыркнул. Подвинул Антона и углубился под низкие своды.
У дальней стены, всего за шесть шагов от входа, обнаружилась широкая нора, явно умышленно присыпанная сухим ельником и комками земляного мусора, какие в достатке можно обнаружить в горах.
— Не слишком скрывали, — заметил полковник.
— Вряд ли папа рассчитывал позвать сюда в гости старых друзей из КГБ. Ой, извините, СБУ, — возразил Антон. — Ой, еще раз простите. Теперь, вероятно, вы уже не на службе.
— Ты слишком быстро отживаешь, — проворчали в ответ. — Полезай за мной.
Павел Геннадиевич вытащил из предусмотрительно захваченного рюкзака мощный фонарь. Широкий луч пробил затхлый воздух. Где-то в глубине падали капли воды.
Первые несколько шагов пришлось преодолеть едва ли не ползком. Дальше лаз расширился и раздавался до тех пор, пока исследователи не смогли подняться во весь рост. Зыбкие грунтовые стены плавно перетекли в прорубленный в камне проход. Туннель круто опускался вниз.
— Господи, — выдохнул Антон, когда под ногой что-то затрещало. Окутанный отблесками фонаря полковник стремительно развернулся. Золотистое пятно остановилось на груде желтых костей. Скелет весьма был бы похож на человеческий, если бы не внушительные габариты — примерно раза в три массивней. Особенно будоражила воображение голова. Очень большая, с далеко выдавшимися челюстями и длинным разрезом носа. Лицевая часть имела заметный уклон, словно у собаки. Часть зубов отсутствовала, как и добрая четверть черепа. Кажется, существо убили тяжелым тупым предметом.
— В чем дело? — недовольно справился Павел Геннадиевич. — Скелетов никогда не видел, историк?
— Таких — не видел, — благоговейно прошептал Антон. Прикоснулся к холодной кости. — Толщина самого мелкого ребра примерно такая же, как у моей стопы.
— И что?
— Судя по всему, перед нами песиголовец, — растерянно произнес ученый. — Никогда не думал, что они могли существовать.
— Пошли.
— Да погодите вы! Это же настоящее научное открытие. Конечно, необходимо проверить, не подделка ли это…
— Пока мы не найдем Игорев дневник, и думать забудь о каких-либо открытиях. Тебе же сказано: на кону судьба многих и многих.
Антон обреченно двинулся за полковником дальше, то и дело озираясь, словно боясь, что скелет исчезнет. Пустые глазницы черепа неотрывно смотрели ему вслед.
Через двадцать шагов звуки падающих капель стали более слышны. Потянуло сыростью и гнилью. Откуда-то сверху, из маленькой щелочки в камне, пробивался лучик полуденного солнца.
— Кажется, пришли, — сказал Павел Геннадиевич, останавливаясь в центре вместительной пещеры.
Туннель уперся в высокую глыбу. Широкая в основании, она сужалась кверху, теряясь в каменном потолке. На гладкой поверхности красивыми рядами располагались символы, глубоко вырезанные в граните.
— Поверить не могу, — едва вымолвил Антон. — Египетский обелиск в Карпатах! Древнеегипетский язык!
— Какой возраст этой каменюки? — напряженно спросил полковник. Он все время прикасался к пистолету, словно боялся, что ученый может его атаковать.
— Так сразу и не скажу. Надписи похожи на письменность первой династии. Основатель Менес, он же — Нармер. Это примерно третье тысячелетие до нашей эры. Но саму надпись могли сделать и позже.
«Например, написать это мог мой отец», — пришло на ум.
— Перевести сможешь?
— Наверное, — без уверенности ответил Антон.
Он нашел несколько знакомых иероглифов. Затем еще парочку. Строки появлялись в его сознании, казалось, быстрее, чем удавалось вспомнить перевод.
Гонимые теми, кто их создал, шли они сквозь мировой океан,
Вечно голодные, отвратительны даже Неумолимому Разрушителю,
В утробе его затаились,
Пока не прибыли, куда не ступала нога их предков.
Жаждой отягощенные, искали пищу,
Но не могли насытиться плодами обетованного Острова.
Решили по образу предков создать себе подобных,
Чтобы пить из них силу и никогда больше жажды не знать и голода.
Первыми были ни-фе-ли-мы, наместники проклятых,
Их оставили, когда вернулись гонимые к путешествию,
Вторыми сделали Слабых, чей род человеческим зовется.
Загнали в города под небесными домами и больше не были голодны.
Когда по Четвертому кругу Неумолимый Разрушитель вернулся,
Не в силах найти утраченный дом,
Узрели, что ни-фе-ли-мы обрели рассудок и породнились со Слабыми.
Обетованный Остров не захотел быть добычей охотников.
Отверженные в ярость пришли,
Слуг нечестивых на пытку и кровавый пир засудили,
Но первые дети не желали склониться.
И ужас царил над водой и над сушей.
Красное око Неумолимого Разрушителя вечность горело.
Камень воспылал, и города нифелимов под землю ушли.
Вернулись вечно голодные, занялись делом кровавым,
На трупах слуг и Слабых зверей пируя.
Кто выжил из первых детей, спрятался от хозяев.
Ночью, когда все спали, вышел он из норы и убил.
Много охотников больше не спустятся к добыче.
Сестра Неумолимого Разрушителя — Ти-а-мат, известная всем,
Погибла в осколках камней, затмив собой солнце.
В страхе бежал Разрушитель, оставив на Острове семя свое.
На Пятый круг он вернется.
И вздрогнут Слабые и их покровители Острова,
Ибо спустятся крылатые змеи и не будут знать голода,
А восставших не останется больше в пепле.
Вернутся гонимые обратно и найдут когда-нибудь тех, кто их создал.
Тогда остановится время.
Пока же мы, потомки остановивших Разрушителя первых детей,
Ждем прихода охотников, создавая Звенья Цепи,
Надеемся, что она никогда не порвется.
И Остров наш всегда защищен будет от гнева тех, кто создал нас.
За дверью находится Звено,
Применяй его мудро.
— Примерно вот так переводится, — заключил Антон, переводя дух. — Однако не могу понять, о чем здесь речь. Есть два знакомых мне понятия — «нифелимы», падшие ангелы из библейской истории, и «Тиамат» — мать богов из шумерской и более поздних мифологий. Судя по всему, перед нами дверь, — ему
