— Простите, — извинился он. — Кто-то из ваших друзей уронил платок. Я шел за вами и поднял его. Возьмите.
— Благодарю, — японец поклонился, — это мой.
Шнайдер приветливо улыбнулся.
Переданный платок означал экстренный выход на связь. И теперь, войдя к себе, Шнайдер сел в кресло и стал ждать. Через несколько минут в дверь постучали. Исида протянул Шнайдеру платок.
— Слушаю вас, — оказал японец.
— От кого вы получили сегодня письмо?
— Теперь не знаю.
— Что значит «теперь»?
— Раньше думал, записка от вас, теперь не знаю...
Шнайдер сидел в кресле, Исида стоял перед ним, но немец не предлагал ему садиться.
— Что там? — спросил он.
— Сказано, что сегодня, в половине первого ночи, меня будут ждать в тамбуре третьего вагона для важного сообщения...
— Покажите.
Исида протянул конверт. Шнайдер развернул листок. Текст был написан по-английски. Сложив записку, он бросил ее на стол, посмотрел на Исиду:
— Вы же знаете, как мы должны выходить на связь.
— Да, и поэтому очень удивился записке. Но больше некому писать мне.
— А они? — Шнайдер глазами показал в сторону купе Фана.
— Исключено. Ее я знаю, а этот... — Исида пожал плечами.
Некоторое время Шнайдер молчал, наконец спросил:
— Что вы по этому поводу думаете?
— У меня есть конкретная задача. Я должен ее выполнять. Вы мой непосредственный начальник. Думать должны вы.
В интонации Исиды Шнайдер уловил издевку. Отношения их были натянутыми. Исида считал несправедливым работать под началом Шнайдера и всячески старался подчеркнуть свою независимость.
Шнайдер был профессиональным разведчиком, учился в Германии, сотрудничал с англичанами и вот уже пять лет как переметнулся к японцам. Ему было совершенно безразлично, на кого работать. Все решали предложенные условия. Принципов, убеждений — никаких, он одинаково презирал всех, считал свою работу ниже своих способностей, но выполнял ее хорошо. Он брался за любое дело, вне зависимости от его сложности и конечного результата. Привыкший полагаться в жизни только на себя, Шнайдер никому не верил и в любой операции основное старался выполнять сам. К тем, на кого работал, Шнайдер относился равнодушно. Зная себе цену, понимал, что с его мастерством, умом и профессионализмом без дела и денег он не останется.
Пристально взглянув в глаза Исиды, Шнайдер жестко спросил:
— Может быть, кроме меня в поезде у вас есть еще один начальник, которого я не знаю?
— Нет, — холодно ответил Исида.
— Кто же это писал?
Японец не ответил, посчитав излишним повторять сказанное. Шнайдер оценил эту реакцию, сказал:
— Хорошо. Пойдем вместе. — Он отдал японцу записку. — Так оставлять нельзя, нужно выяснить.
Исида поклонился и вышел.
Шнайдер остался один. Лицо его стало озабоченно-тревожным. Он открыл портфель, вынул из него пистолет, сунул в боковой карман висевшего на вешалке пиджака...
Конечно, Чадьяров рисковал. Но тут: или — или. Ему необходимо было выяснить, кто же четвертый. Получив записку, Исида должен посоветоваться с главным, «четвертым». Не обратить внимания на письмо нельзя. Если они профессионалы — а они, по всей видимости, профессионалы, — вряд ли в такой ситуации дело останется без проверки. Поставив себя на место неизвестного ему «четвертого», Чадьяров подумал, что, учитывая важность операции, он не дал бы кому-нибудь из своих идти на такую вот ночную встречу без прикрытия. И прикрывать надо самому...
Чадьяров шел по вагонам, незаметно вглядываясь в лица пассажиров. В третьем классе было особенно многолюдно. Красную косынку Чадьяров заметил издалека. На коленях у девушки был разложен пестрый платок, и на нем лежали два яблока, хлеб и сыр. В руке девушка держала книжку. Чадьяров присел напротив. Видимо, книжка была интересной, потому что девушка читала не отрываясь, не глядя, отщипывала кусочки хлеба и клала в рот.
— Здравствуй, сестренка, — негромко сказал он по-казахски.
Девушка подняла глаза на Чадьярова, просто и дружелюбно ответила:
— Здравствуйте.
— Как тебя зовут?
— Айжан.
— Я видел, ты недавно села в поезд?
— Утром. А вы кто?
Чадьяров улыбнулся, взял с ее платка кусочек сыру. Он не мог бы сказать точно, сколько лет назад ел такой сыр, но сразу вспомнил его вкус, вспомнил памятью, в которой жила и станция, и эта девушка. И в памяти зазвучали голоса, появились запахи и имена.
— Что делает сапожник Каныбек? — спросил Чадьяров. — У него еще был брат, который очень хорошо кожи выделывал.
— Каныбек? Но он умер, и давно...
— Жаль... Очень хороший был человек. Очень хороший.
Девушка внимательно всматривалась в лицо Чадьярова. Она оглядела его костюм, не самый лучший костюм господина Фана, который однако же в вагоне третьего класса поражал элегантностью.
— А Камал уже вырыл колодец? — улыбаясь поинтересовался Чадьяров.
— Кто вы? — вновь спросила девушка. — Камал — это мой дядя... Почему вы всех знаете? Разве вы жили у нас?
— Жил. Но недолго. Если твой дядя действительно вырыл колодец, то ты, Айжан, ходишь за водой мимо моего бывшего дома.
— Так вы Касымхан?! — Глаза девушки округлились, она прикрыла ладошкой рот, испугавшись вылетевшего вдруг имени.
— Да. Я жив. И теперь мне очень нужна твоя помощь, Айжан.
Они вышли в тамбур, и Чадьяров объяснил девушке, что от нее требовалось. Ночью она должна находиться во втором по ходу поезда тамбуре третьего вагона, есть яблоко или смотреть в окно. Но с двадцати минут первого и до часу ночи постараться запомнить всех проходящих в начало поезда и вернувшихся обратно. Особенно иностранцев. После этого в половине второго они встретятся в переходе международного вагона.
— Я сделаю все что нужно, — дрожащим от волнения голосом сказала Айжан, затем добавила чуть слышно: — Я постараюсь.
Чадьяров взял ее за плечи, внимательно посмотрел в глаза:
— Это очень важно, Айжан. Очень...
Ночью Исида и Шнайдер встретились на переходе между вагонами.
— Двадцать девять минут первого, — сказал Исида.
— Идите. Я останусь между третьим и четвертым вагонами, вы пойдете дальше один...
Немец закурил. Сквозь стекло двери он видел тамбур третьего вагона. Там, накрывшись шинелью и положив голову на деревянный чемоданчик, спал человек. У окна стояла девушка и грызла яблоко.
Поезд раскачивался, громыхал на стыках. За окном было темно, и только изредка пролетали назад слабые точки фонарей.
Наконец появился Исида.
— Ну? — нетерпеливо спросил Шнайдер.
