возмущаться!
– Маленькая собачка? «Возмущаться»?! Когда ты забрала у тетушки Дарьи этого свиненка, я ничего не сказал! Но ты ухитрилась где-то найти второго! – Он профессионально обхлопал карманы ее пуховика.
– Что ты делаешь? – изумилась Маша.
– Дудочку ищу. Чем-то ты должна их приманивать! Я живу здесь с лета, и за все время не видел ни одного йоркшира. Но две недели назад появляется, как снег на голову, тетушка, и ты соглашаешься взять у нее это недоразумение на тонких ножках. А сегодня выходишь из дому и возвращаешься с еще одним! Этому должно быть какое-то рациональное объяснение. Я готов поверить в дудочку. Показывай, где она у тебя.
– Я ее спрятала, – сказала Маша, обнимая мужа и нежно прикасаясь губами к его шее. – Нужно искать совсем в другом месте.
– Нечего меня соблазнять. Признавайся, откуда животное?
– Ну… понимаешь… – начала фантазировать Маша, – иду я по улице, вижу – сугроб. А под сугробом кто-то скулит. Я его разрыла – а там собачка. Серьезно, просто подобрала на улице. Ты видел, какая там ужасная погода? Она, наверное, потерялась…
– Ага. Потерялась. И шлейка рядом с ней потерялась. И имя на бумажке было написано. Как, ты сказала, ее зовут?
– Антуанетта. – Маша сделала попытку выскочить из прихожей и удрать, но муж перегородил дорогу, словно шкаф. – Может, я ее сама так назвала!
– Если бы я узнал, что ты сама назвала какое-то животное именем Антуанетта, я бы с тобой развелся. Ни одна собака не заслуживает такого глумления. Не возводи на себя напраслину, ты не могла этого сделать.
– Ладно, – сдалась Маша. – Пусти меня в ванную! Я руки вымою и все честно тебе расскажу.
– Не забывай, что я бывший опер! – крикнул ей вслед Бабкин. – Попробуешь врать, я тебя тут же расколю.
Десять минут спустя Сергей внимательно слушал жену, уплетавшую блинчики и пересказывавшую скупое Катино повествование.
– Она меня растрогала, – призналась Маша. – Совсем молодая девочка, не больше двадцати лет. Напомнила мне Юльку Разумовскую, которая жила со мной в одном доме в соседнем подъезде. Я тебе о ней не рассказывала?
– Нет. Расскажи.
– Внешне они совершенно не похожи. Эта – темноволосая, кареглазая, улыбчивая. А Юлька была белокожая, с золотистыми волосами и голубыми глазами – ангельского такого вида девочка. Тогда мне было лет четырнадцать, а ей на год больше. Папаша у нее был законченный алкоголик, от него жена сбежала к другому мужику. А дочь оставила.
– Алкоголику?
– Угу. Дай варенье, пожалуйста. Когда она сбегала, дядя Женя был, наверное, тихим алкоголиком. А со временем стал буйным и злобным. По вечерам возвращался с работы, обычно уже навеселе, и дома доходил до нужной кондиции.
– А дочь?
– А дочь за ним ухаживала, убирала, еду готовила. Представляешь, я в четырнадцать лет только бутерброд с сыром могла сделать, а на ней все хозяйство было. А он на нее кричал – соседи слышали – и ругался матом. Табуретки бросал в стену. Пару раз даже милицию вызывали, но почему-то ничем это дело не закончилось. Еще и Юлька его выгораживала, как могла.
– Почему?
– Она нам говорила, что папа болеет. Мол, когда человек болеет, с него спрос другой. И пока он в таком состоянии, она его оставить не может. Хотя ей было куда уехать от папаши – на другом конце города жили ее бабушка с дедушкой по материнской линии. Юлька рассказывала, что бабушка не раз предлагала ей переехать, но она каждый раз отказывалась. Не могла отца оставить – была уверена, что тот без нее окончательно сопьется. Она вообще очень по-взрослому рассуждала. К чему я тебе про Юльку начала рассказывать? Ах, да. Эта девушка, Катя, чем-то на нее похожа – то ли выражением лица, то ли своей открытостью и при том постоянной боязнью всех вокруг обременить собственной персоной… И еще – скрытностью. Юлька всегда от всех пыталась таиться, ничего не рассказывала, хотя и так все соседи в доме знали, когда дядя Женя на нее орал и ругался. А она делала вид, будто все в порядке.
В кухню забежал Бублик, сунулся носом в свою плошку и убежал обратно. Из комнаты донесся Костин смех.
– И чем все закончилось? – спросил Сергей.
Маша помолчала, негромко постукивая чайной ложечкой по краю баночки с вареньем.
– В конце концов он ее избил, – наконец негромко сказала она, не глядя на мужа. – Сильно. Из больницы ее забрала бабушка, и больше я о Юльке ничего не знаю. И что сталось с ее папашей – тоже, потому что мы скоро переехали из того района. Поэтому я не могла не помочь этой девочке… Кате… понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Бабкин: он и в самом деле понимал. – Ладно. Только скажи мне, куда мы денем терьериху?
– Тетушка хотела второго в пару своему Бублику? Хотела. Вот и прекрасный случай, если Катя не придумает, куда ей пристроить собачку. Но я отчего-то думаю, что у нее хватает проблем и без того, чтобы искать хороших хозяев чужой псине.
Ночью Сергей встал, попил воды, вернулся в комнату. Маша спала, уткнувшись лицом в его подушку. На кресле возле кровати лежали два терьера, свернувшись в клубки. Один из них сопел, но Бабкин не разобрал, какой именно. Он присел на кровать и провел рукой по рыжим пушистым волосам Маши.
– Я тебя люблю, – стесняясь самого себя и своих слов, сказал он спящей жене. – Можешь еще хоть десяток таких же принести. Я все равно тебя люблю.
Кто-то из собак прерывисто вздохнул, и Сергей рассмеялся в темноте.
Глава 8
Пашка толкнул скрипящую калитку, вошел во двор, по которому бродили сонные грязно-белые куры.
– Марья Авдотьевна! Вы где?
Старуха вышла из-за дома, прищуриваясь.
– Да это никак Паша пожаловал? Точно, он! Ай, голубчик, дай расцелую тебя!
Буравин покорно дождался, пока бабка обмусолит его со всех сторон.
– Марья Авдотьевна, я ненадолго. Вот, мамка просила передать. – Он протянул лекарство, привезенное теткой из города.
– Спасибо, Пашенька, спасибо! Ты понимаешь, спина болит – сил никаких нет! И настои делала, и припарки – ничего не помогает! Проходи, проходи, обедать будем.
Продолжая причитать о своих болячках, Марья Авдотьевна затащила парня в дом. Пашка поначалу отпирался для виду, потом согласился – есть и в самом деле хотелось. И не зря же он в Кудряшово тащился за пять километров!
– Красавец ты, Пашенька, красавец! – приговаривала старуха, накрывая на стол и поглядывая на высокого голубоглазого парня. – А загорел-то дочерна!
Пока он уплетал окрошку, Марья Авдотьевна с гордостью рассказала, что кудряшовскую церковь, в которой последние годы был склад, собрались реставрировать.
– Церковь-то, оказывается, какая-то особенная! Ее из самой Москвы человек приехал смотреть. Будет указания давать, что да как делать. У меня остановился. Я как сказала, что нарисовать ее могу, так он и загорелся – нарисуйте, Марья Авдотьевна, да расскажите! Вот, вечером художествами займусь. – Она довольно рассмеялась. – Рассказывай, что новенького у вас?
– Да ничего, – промычал Пашка, допивая вкуснейший холодный квас. – К мамке в гости сестра с мужем приехала из города. Вся из себя такая фря! А как батя на стол картошку жареную поставил, так и забыла обо всем – только что ложку не съела!
Он расхохотался, вспомнив тетю Зину.
