Смешно, правда?
– Смешно, – без улыбки сказал Матвей, глядя, как крошится в пыль сигарета в пальцах его друга.
– В дверях она обернулась ко мне, улыбнулась. Я навсегда запомнил эту улыбку: как будто она успокаивала меня, приободряла. Она – меня! Взрослого мужика, которому не предстояло объясняться с родителями, у которого не шла крахом жизнь, учеба… И сказала: «Не переживайте за меня, дядя Марк. Я ведь вижу, что вы тревожитесь. Но я сейчас очень счастлива. У меня будет чудесный ребенок. Вы же знаете, дядя Марк, дети – это радость. Мне повезло, что я поняла это сейчас».
Поцеловала меня на прощание в щеку и ушла. Я стоял на площадке, как дурак, и мне казалось, что лестница за ней светится.
А поздно ночью мне позвонил Дашин отец. Ее тело нашли на дне оврага под мостом. Его так и называли – мост самоубийц. Перила низкие, перешагнуть через них очень легко… Вот она и перешагнула. Когда стало известно о ее беременности, никто не сомневался, что это было самоубийство. К тому же Даша странно вела себя в последнее время.
Марк с силой отшвырнул пачку сигарет в угол и крикнул:
– И только я знаю, что это не могло быть самоубийством! Что она собиралась рожать, что она хотела этого ребенка! Он убил ее, Матвей, ты понимаешь? Толкнул в сумерках с моста, у меня нет никаких сомнений. Я видел ее всего за несколько часов до смерти! Наверное, я последний! Не считая этого подонка, который панически перепугался, понял, что ему не переубедить Дашу, и убил ее.
Освальд обхватил голову руками и застонал.
– И я не остановил ее! Мог, но разрешил ей уйти. Прошла неделя, и не было ни минуты, чтобы я не думал об этом. Позавчера ее похоронили. Я смотрел на ее родителей, Матвей!.. И не смог… не смог… ничего… им сказать… Единственный ребенок!
Он закрыл лицо ладонями.
Матвей слез с подоконника, подошел к Марку и опустился рядом.
– Девушка что-нибудь говорила о любовнике? – негромко спросил он. – Место работы? Имя?
Освальд молча покачал головой.
– Где они познакомились? В какие кафе ходили?
– Ничего, – выдавил Марк. – Она была очень осторожна… Наверное, боялась, что я захочу отыскать его. Я уже все перебрал в памяти, вспомнил каждое ее слово! Бесполезно.
– Значит, тебе нужно поговорить с ее родителями.
Освальд повернул к нему покрасневшее лицо.
– Я не могу, Матвей! Ты понимаешь, что это будет значить для них? Что я знал о ее беременности, но не сказал им. Для них я навсегда останусь косвенным виновником ее смерти!
– А если не скажешь, они будут жить с мыслью, что их дочь покончила с собой. Ты понимаешь, что твои показания могут быть основанием для возбуждения уголовного дела? Ты не смог узнать, с кем она встречалась, но если начнется расследование, на этого человека рано или поздно выйдут. Даша не шпионка, она обычная влюбленная девушка. Может найтись тот, кто видел их вместе… Марк, это шанс.
В комнате стало тихо. Наконец Освальд вытер глаза и кивнул:
– Да. Ты прав, конечно. Надо было раньше с тобой поговорить, до похорон. У меня в голове все как будто сдвинулось после Дашиной смерти, я совсем перестал соображать. А ты поставил мысли на место. Спасибо, Матвей.
Олейников с состраданием посмотрел на друга, который оплакивал дочь друзей и не стыдился своих слез.
– Мне очень жаль, Марк. Очень жаль.
Освальд благодарно дотронулся до его руки и поднялся. На секунду перед Олейниковым возник прежний Марк – немногословный, спокойный, добрый гигант, которого почти невозможно вывести из себя.
– Скоро ужин, – почти нормальным голосом напомнил он. – Пора поздравлять тетушку.
Он пошел к выходу из чуланчика, но в последний момент обернулся. Очень светлые голубые глаза блеснули в полумраке.
– Спасибо, Матвей. Не знаю, что бы я делал без тебя.
На следующий день река вынесла к левому берегу тело Марка Освальда.
…………………………………………………
Маша не перебивала рассказ Матвея ни одним вопросом. Но когда он замолчал, она осторожно заметила:
– Я все равно пока не понимаю, на чем основано предположение об убийстве.
– Потому что я не закончил, – сказал Олейников. – Как я уже сказал, мы с Марком не виделись после ужина. Я закрылся в комнате, но у меня из головы не выходил его рассказ, и я пошел на улицу проветриться. Очевидно, мы с ним разминулись совсем немного: когда он отправился на реку, я бродил где- то неподалеку. Надо сказать, дом тогда выглядел совершенно по-другому и был значительно меньше.
– Только эта стена осталась на прежнем месте, – уточнила Марфа. – Не захотела я вырубать сирень и бузину, пожалела. Утеплили ее, но больше ничего переделывать не стали. Даже окно осталось там же, где и было. Как же иначе – здесь всю жизнь по весне цветут кусты!
– Марфа, давай о реконструкции потом… – попросил Матвей. – Тетушка отвела мне комнату, которая была чем-то вроде общей гостиной, хоть и не проходной. Там стояли диван, большой стол и несколько шкафов с книгами. В нее мог зайти кто угодно, но когда я ложился спать, то поворачивал вертушку на двери.
– Малюсенькая была комнатушка, – вздохнула Марфа Степановна. – Да все комнатки были крохотными. Как мы все тогда разместились – ума не приложу.
– Генка с женой ушли спать в палатку, – напомнил Матвей. – А Бориса ты, кажется, вообще уложила спать в какой-то подсобке, где была старая раскладушка. Помнится, он очень возмущался.
– Ну, так юбилей-то был у меня, а не у него, – усмехнулась старуха. – У кого день рождения, тому и комфортные условия.
– Это сейчас не имеет значения, – нетерпеливо сказал Матвей. – Тогда меня терзало только одно: почему Марк не оставил прощальную записку. Но, в конце концов, я пришел к выводу, что он принял решение уже на реке. Когда он шел туда, то еще не знал, вернется ли домой. А там твердо решил не возвращаться.
«А ведь он, наверное, проклинал себя за тот разговор, – поняла Маша, глядя на Матвея. – За то, что фактически прижал друга к стенке и вынудил его согласиться пойти к родителям девочки».
– Но дело в том, что я ошибался, – продолжал Олейников. – Предсмертная записка существовала.
Маше потребовалось несколько секунд, чтобы осознать сказанное.
– Как?! Где вы ее нашли?
Матвей посмотрел на Марфу Степановну. Старуха закрыла глаза ладонью и покачала головой:
– Дура я, дура… Нету мне оправдания.
– Перестань, – попросил Олейников. – Это была случайность, ты же знаешь.
– Что было случайностью?! – не выдержала Маша.
Марфа обреченно махнула рукой, показывая, что не в силах продолжать этот рассказ.
– Перед тем как уйти купаться, Марк зашел ко мне в комнату и положил на стол записку, – сказал Матвей. – Через некоторое время после его ухода в эту же комнату вошла тетушка. Уже смеркалось, она не стала включать свет. На столе лежал смятый лист – другого, видимо, у Марка не нашлось. Тетушка не разглядела, что на нем что-то написано. Она взяла его со стола, сочтя за мусор, машинально сложила в несколько раз и сунула в карман фартука.
– И что потом? – напряженно спросила Маша.
– А потом, по привычке использовать все, что может пригодиться, сунула его в первую попавшуюся книжку, которую читала. В качестве закладки. Тетя, что ты читала?
– «Анну Каренину», – страдальчески ответила Марфа. – Потом, когда узнали о смерти Марка, стало не до книги. Я ее убрала в шкаф с глаз подальше, чтобы не напоминала мне о том, что случилось.
И тут до Маши дошло.
– И когда вы достали ее снова? – медленно спросила она, догадываясь, какой ответ услышит.
– Месяц назад.
